«Что же делать? Что делать?» — стучало в мозгу. Надо как-то затаиться, где-то переждать скандал.
— Don’t return to Moscow! Stay in Spain![12] — кричал в трубку Том.
Через пару часов он позвонил еще раз. Сказал, что тоже решил уехать из Москвы и скоро будет у Глеба.
— Том! — Глеб помедлил. — Take Sasha with you… and help her with the viza…[13]
Собрав чемодан, Сашка забралась с ногами на свой любимый диван и прижала ладони к лицу. Щеки пылали, сердце стучало, жизнь била ключом. Недомогание, отчаянно мучившее последнее время, куда-то ушло, лишний раз доказав, что хорошее-плохое самочувствие варится в голове.
Сашка была счастлива. Глеб — любимый, родной, обожаемый — позвал ее к себе. Сказал, что он в Испании и обстоятельства не позволят ему вылететь в Москву в ближайшее время. Когда спросил, готова ли она бросить все ради него, она так громко завопила «да-а!», что он засмеялся.
Вскоре после звонка Глеба приехал Том. Она отдала ему паспорт и пектораль — все, как велел Глеб. Пектораль Том рассматривал долго и даже лупу попросил. Они очень смешно разговаривали. Сашка со своим корявым английским толком ничего не могла объяснить Тому. Да и Том, кроме отдельных фраз, выбранных и заученных по не совсем понятному принципу, тоже изъясняться на русском не мог. Он несколько раз звонил Глебу, чтобы тот помог в переводе. Когда Сашка показывала Тому на три яруса пекторали, пыталась объяснить, что это три мира… он, конечно, ничего не понял. Она сама позвонила Глебу и начала что-то про царство мертвых. Глеб быстро ее остановил и сказал, что, если она не хочет отправить в это царство всю компанию, лучше по телефону об этом ей не рассуждать.
Ну все! Вроде к отъезду готова. Даже за квартиру и мастерскую на Соколе заплатила за полгода вперед. К родителям заехала попрощаться. Понавезла им всякой вкусной всячины и оставила деньги. Велела купить к зиме новую одежду. Опять отец ходит черт знает в чем! Говорит, что не любит новые вещи и в них чувствует себя неуютно. Его гардероб, действительно, состоял из того, что уже относил Игорь. Чудак-человек ее отец!
Ровно в двадцать один ноль-ноль она подхватила свой чемодан на колесиках и, не дожидаясь прихода Тома, спустилась вниз. Уже из аэропорта, как и задумала, позвонила Альбинке.
… — Я тебе потом все объясню. А пока просьба к тебе огромная, но придется тебя потревожить. Просто знаю, что ответственнее тебя это не сделает никто. Можно?
— Валяй!
Сашке показалось, что застала Альбинку не в самое подходящее для разговоров время. У нее был такой грустный и расстроенный голос, будто только что плакала. Ох! Пошлет сейчас Сашку к чертовой матери и будет права!
— Альбиш! Не сердись! Ты можешь прямо сейчас ко мне прийти? Понимаешь, пришлось уехать из Москвы на какое-то время… потом тебе расскажу… а мастерскую на Садовой обесточить забыла. У меня там баллон с кислородом — мало ли что… Словом, пока рубильник не выключишь — не будет мне покоя!
— А как же я к тебе зайду? — растерялась Альбинка. — Или у тебя выключатель на лестничной клетке?
— Альбин, только ты не сердись! — проворковала Сашка, умильно при этом улыбаясь.
— Слушай! Что ты заладила, как блаженная! — разозлилась Альбинка.
Ее душевное состояние совсем не соответствовало безмятежному настроению подруги. И в то, что из-за чего-то той «не будет покоя», верилось с трудом.
— Ну ладно, ладно, Альбиш… Зайти ко мне, конечно, надо — проверить чтоб. Хотя выключатель действительно на лестничной клетке. Знаешь, в гардеробной Глеба, где-то на крючке, должны висеть два ключа, если не выбросил… Они от моей мастерской на Садовой. Пойди посмотри, а?
Альбинка замолчала, понимая, что Сашкины словесные реверансы связаны именно с этой частью просьбы. Соблазн послать к черту любовницу мужа длился несколько секунд, но победила дружба.
— Как выглядят твои ключи?
— Спасибо, Альбин! — выдохнула Сашка. — Они на брелочке таком, на шарике…
— Каком шарике-то?
— Земном. Брелочек такой… как земной шарик.
— Так… Ну нашла. — Альбинка звякнула ключами.
— Хорошо. Придешь на Садовую — позвони. Скажу тебе, какой ключ от какого замка. Только, Альбин, прям сейчас! Ладно?
— Ладно.
Снова помолчали.
— Альбин! — От переполнявших чувств Сашка вдруг тихонько заплакала. — Я тебя очень люблю.
Альбинкины слезы были еще ближе, чем Сашкины. Она разрыдалась и не сразу смогла взять себя в руки.
— Я тоже тебя люблю. Ты мой самый родной человек… — Слезы лились ручьем, она размазывала их по лицу, но они все равно капали на довольно обшарпанного вида полосатый халатик.
— Альбин! — Сашка услышала объявление о посадке и прикрыла телефон рукой. — Я не могу больше разговаривать. Звони мне с Садовой, а не дозвонишься — сама там разберешься и с ключами, и с выключателями… Целую.
Она дала отбой и утерла слезы. Том смотрел на нее со смешанным чувством недоумения и зависти. Он так и не понял, почему она плачет, ясно только, что не от горя. Он достал из кармана белоснежный носовой платок с вышитыми серым шелком буквами «Т. Р.» и промокнул Сашкины слезы. Она по-детски утерла нос пальцем и звонко засмеялась.
Брату Сашка звонила уже на ходу — одной рукой тащила чемодан, другой — справлялась с кнопками. Совсем недавно у него тоже появился сотовый телефон, и Сашка не сомневалась, что найдет Игоря, где бы он ни был. Дома нет… так… на мобильный… не соединяется… вот черт… еще раз… опять… еще раз… «Направление перегружено. Попробуйте позвонить позднее», — равнодушно сообщила ей трубка.
Вынужденное безделье ужасно надоело Спасителю. Как только Глеб велел прекратить слежку за женой, делать стало абсолютно нечего, и он затосковал по бодрым, наполненным разными событиями дням. Теперь только и знал, что с утра до ночи ел, валялся на диване, а если ходил вечером в кино, еще и бутылку покупал на сон грядущий. После Глеба с его дамочками всегда оставалась какая-нибудь вкуснятина — то севрюга, то икра, то угорь. Не лимонадом же все это запивать!
С отъездом Глеба в Испанию дармовая подкормка кончилась, и деликатесы пришлось покупать самому. Икру, конечно, не брал, довольствовался тем, что попроще, но когда подсчитал свои капиталы — оказалось, что за несколько дней потратил кучу денег.
Воспоминания о том, как легко удалось заработать, продав Глебу фотографии его Сашки, щекотали нервы и давали надежду на будущее. Главное — иметь башку на плечах и не терять времени даром!
Он и не терял. Через несколько дней после отъезда Глеба ни свет ни заря поджидал Дмитрия Тусуева у подъезда его дома — высотки на Кудринской площади. На встречу с Мерседесом приоделся. Напялил «депутатские шмотки» — так он называл доставшиеся от Глеба вещи — и, посмотрев на себя в зеркало, засмеялся от удовольствия. Хорош. Честное слово, хорош! Жених прям!
