В конце презентации Мэллет поведал собравшимся физикам о причине, побудившей его начать исследования, — о смерти отца.
— Повисло долгое молчание. Я уже не знал, что думать, — признается Мэллет. Он не сомневается, что его неожиданное откровение тронуло даже таких сухарей, как физики-теоретики.
Потом, когда аплодисменты стихли, Брайс Девитт, легендарный создатель теории квантовой гравитации, которого профессор Мэллет бесконечно уважал, поднялся на кафедру и обнял коллегу за плечи.
— Не знаю, увидите ли вы своего отца снова, — сказал Девитт, пристально глядя на профессора. — Но не сомневаюсь: он бы вами гордился.
Зачарованный историей Мэллета и его планом создать настоящую, работающую машину времени, я звоню ему в Коннектикут. Для человека с такими большими идеями и таким глубоким пониманием физики он себя сильно недооценивает. Мэллет оказывается очень умным, трудолюбивым и приятным человеком. Я интересуюсь, собрал ли он машину времени. Оказывается, профессор все еще пытается найти спонсоров — этим он и занимался, когда раздался мой звонок. К тому же Спайк Ли купил права на его книгу и собирается снимать по ней фильм. Мэллет признает, что машину не удастся построить еще пять или даже десять лет и, к сожалению, человека она в прошлое отправить не сможет, только информацию. Но ведь, в сущности, физики только этим и занимаются — получают из будущего искаженную информацию, в которой не так-то много смысла. Однако я уверен: профессор Мэллет отправит в прошлое лишь самые полезные данные.
Впрочем, его изобретение станет машиной времени только с момента включения. Иными словами — если профессор Мэллет включит машину в следующий вторник, то люди из будущего смогут возвращаться только в этот самый вторник. Все остальное по-прежнему останется недоступным. Вот вам и ответ всем тем, кто твердит, что мы никогда не изобретем подобную машину, поскольку до сих пор к нам на огонек не заглянул ни один путешественник во времени. Но на самом деле путешественники до нас пока не добрались только потому, что первая машина времени еще не была включена. Как только мы ее включим, будущие поколения начнут отправлять нам сообщения.
— Полагаю, главное ее достоинство в том, что человечество сможет использовать ее как систему своевременного оповещения. Если мы будем знать, что вскоре должна произойти катастрофа, нам удастся спасти тысячи жизней, — говорит ученый. Он предполагает, что мы сможем получать из будущего предупреждения о цунами и землетрясениях задолго до их начала.
— Мы будем использовать информацию из будущего, чтобы управлять судьбой человечества, — добавляет он. Я с восторгом внимаю словам человека, который знает способ заглянуть в будущее. — В ответ мы будем посылать бинарные коды, нули и единицы, в зависимости от того, в каком направлении вращается частица, — объясняет Мэллет.
Я мало что в этом понимаю, но его открытие меня завораживает.
— Так, значит, это первая в мире машина, способная предсказывать будущее? — спрашиваю я, ожидая, что он посоветует мне посмотреть на вещи серьезно.
— Да, — к моему изумлению отвечает профессор. — Предсказание будущего станет наукой, позволяющей нам получать информацию из будущего.
Профессор Мэллет — первый настоящий предсказатель, которого я встретил на своем пути, и он не мнит себя медиумом. Вот куда может завести разум.
У него есть идея, как попасть еще дальше в прошлое.
— Если мы встретимся с цивилизацией, более развитой, чем наша, может быть, у них уже построена машина времени. Таким образом, теоретически, мы сможем вернуться в то время, — поясняет он.
Работа профессора Мэллета заставила меня снова обратиться к книгам. Нет, я не собираюсь создавать собственную машину времени, я просто хочу проверить предположения Дина Радина. До сих пор его теория, объясняющая предвидение, была самой убедительной. Радин верит: раз элементарные частицы могут связываться друг с другом на больших расстояниях, значит, на это способны и наши сознания. Я хочу еще раз убедиться, что все происходит именно так, как он сказал.
Я объясняю профессору Мэллету идеи Радина. И надеюсь, что человек, воплощающий в жизнь собственную мечту, их поймет. Но меня ждет сюрприз.
— Не верю, — возражает он, объясняя: теория запутанности как метафора пси-энергии совсем не то же самое, что его проект. — Это совершенно разные вещи. Я просто говорю, что у меня есть идея, и подтверждаю ее вычислениями. Я тщательно разработал математическую модель. Мои материалы были опубликованы в известных журналах. Чтобы понять мое открытие, потребуются несколько лет и множество передовых физиков, — добавляет он.
Я рассказываю профессору Мэллету о том, что считаю авторов вроде Жюля Верна и Герберта Уэллса медиумами, потому что в своих книгах они смогли предсказать то, что было впоследствии изобретено.
Мне кажется, он закатывает глаза.
— Это издевательство над научной традицией, — сообщает он. — Я хотел построить машину времени с самого детства. Да, меня впечатлила фантастика, написанная Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом, но без указания необходимых математических и физических основ для воплощения этой идеи в жизнь она не более чем художественный вымысел и должна оставаться таковым. Все, что не включает в себя множество лабораторных экспериментов, не может называться наукой, — добавляет профессор, раздражаясь, что его достижения могут сравнивать с чепухой из фантастических книг.
Пусть Мэллет отмел теорию Дина Радина, но мне все равно хочется понять, что он думает об элементарных частицах в наших мозгах и их связи с остальной Вселенной. Все это время я и сам отчаянно пытался расшевелить частицы в своем сознании.
— Сознание — стихийное взаимодействие нейронов, которое пока нам не ясно, — отвечает профессор. Он считает, что наш мозг слишком теплый и слишком влажный для квантовой запутанности.
Слишком теплый? Так, значит, идея с переплетенными сознаниями куда дальше от реальности, чем я полагал. Мне не хочется оставлять надежду. Я выслушиваю второе, третье, четвертое мнение. Но все ответы, увы, одинаковы.
Первым я обращаюсь к Дэвиду Дойчу, профессору квантовой физики из Оксфордского университета. Я пишу ему о запутанности и физике, и он откликается так быстро, что я понимаю: эта тема ему надоела.
Я спрашиваю, может ли теория запутанности объяснить предвидение, предчувствие и телепатию.
— Даже если бы такие вещи в самом деле существовали, они действовали бы не на основе теории запутанности в том виде, в каком она известна квантовой механике. К тому же эксперименты — это единственное, что подтверждает наличие теории запутанности в целом, — говорит профессор Дойч.
— А как же то, что два атома могут взаимодействовать на больших расстояниях? Разве это не свидетельствует о чем-то необычном?
— Только потому, что вы можете связать два атома, наши сознания не свяжутся. Запутанность очень нестабильна, а мозг слишком влажный и слишком горячий для нее, — возражает Дойч, повторяя слова профессора Мэллета.
