Глава 1
Ноябрь 1125 года. Михайловская крепость. Ратное и окрестности
С самого утра настроение у Кондратия Епифановича Сучка было препоганейшим, и это немедленно почуствовали на своей шкуре и артельные, и те из лесовиков, кто не ко времени попался плотницкому старшине на глаза. Досталось всем – мастер никого не обделил, каждого приголубил.
– С цепи он, что ли, сорвался? Зверь-зверем и, главное, на ровном месте! – выразил общее мнение Гаркун. – Нил, ты не знаешь, какая муха зодчего нашего укусила?
– Да хрен его знает! – сплюнул Нил. – Пошли жрать лучше. На обед звонят!
В трапезной всё разъяснилось: щека у Сучка заметно округлилась, да и жевал он очень осторожно, временами шипя и матерясь.
– Зуб, что ли, Кондрат?! – участливо спросил мастер Гвоздь.
– Угу, – кивнул Сучок.
– И давно?
– С вечера. – Старшина мотнул головой.
– Так это ты из-за зуба на всех кидаешься? – хмыкнул Нил. – Понятно! Дело такое – и на стенку полезешь! К Юльке ходил?
– Да ну её к бесу! – опять мотнул головой Сучок.
– Ну, давай я вырву, – предложил кузнец Мудила.
– Да иди ты! – старшина подпрыгнул на лавке. – Думаешь, я забыл, как ты старому Пахому зубы рвал?! Еле с того света его достали! Не лезь ко мне со своими клещами, убивец!
– Ну, как знаешь. – Даже сквозь запечённую у горна кожу кузнеца выступила краска.
– Во-во! Знаю! – скривился Сучок. – Понравилось ему, живодёру! Не-е, до моей пасти ты не доберёшься! Пусть вон другие дурни…
– Сучок, чего делать-то думаешь? Само ведь не пройдёт, – вмешался в разговор Нил.
– Один хрен в Ратное всем ехать, не забыли? Там Настёне отдамся – она хоть башку вместе с зубом не оторвёт, как некоторые! – Старшину аж передёрнуло от предвкушения. – А может, и пройдёт ещё! Ладно, жрите давайте, работы до хрена, а день короткий!
Ложки старательно заскребли по мискам.
– Ну что, всё слопали? – Сучок обвёл мастеров страдальческим взглядом. – Тогда пошли народ на работу выводить!
Мастера разом поднялись из-за стола и двинулись к выходу. Увидев, что начальство зашевелилось, зацыкали на своих артельные десятники, подгоняя отстающих.
Народ потянулся из трапезной.
– Слышь, Кондрат, ты, это, чеснока бы приложил, а? – тихо, так, чтобы слышал один Сучок, сказал Гаркун. – И науз[36] на, повяжи. Он сильный! У нас в веси наузница добрая!
– Спасибо! – Сучок, воровато оглянувшись, повязал вервие с узлами вокруг левого запястья.
– Ну, бывай, я к своим пошёл, – Гаркун перепоясал полушубок кушаком, надел шапку и вышел.
Сучок вздохнул и поплёлся на кухню клянчить чеснок.
Когда старшина, распостраняя едкий чесночный дух, появился на крыльце, его перехватил Мудила.
– Сучок, тебе скобы когда нужны будут? Мы уже отковали, можешь забирать, – Мудила мотнул головой в сторону посада, где дымила артельная кузня.
– Добро! – волна аромата, произведённая Сучком, могла разорвать в клочья средних размеров вурдалака[37]. – В Ратное съездим и заберу.
– Ладно, – кивнул кузнец. – Только скажи, жрёте вы их, что ли, зодчие хреновы? Где я вам железа столько возьму? Вроде ж от пращуров без них обходились?
– Обходились, – снова пустил волну чесночной вони Сучок. – Только пращуры камнемёты на башни не ставили. Сам же видел, что было, когда мы Оторву[38] первый раз на сруб взгромоздили. Никак без скоб – не держат врубки! И землёй всю клеть забивать надо!
– Да знаю! – Мудила махнул рукой. – Только ты уж не разбегайся, а? Железа ж не напасёшься!
– Ладно, – кивнул старшина, – чай, не сопляк – понимаю! Ну, я пойду?
– Погодь…
– Чего?
– Зуб как?
– Ноет, погань, но всё ж полегче, – скривился Сучок, – то ли науз Гаркунов помог, то ли чеснок.
– Ну ладно тогда, – кивнул Мудила. – Ты, это, если совсем невмоготу станет, вот чего сделай, средство верное!
– Чего?!
– Возьми мочи, лучше от парня рыжего…
– На кой ляд?!
– Ты не ори! – насупился Мудила. – Средство верное! Значит, возьми мочи и полощи…
– Да иди ты! Что б я чужое ссаньё да в рот!
– Ну, дело твое, – пожал плечами кузнец. – Не хочешь чужую – можно и свою! Но от рыжего вернее!
– Шёл бы ты… в кузню! – Старшина сплюнул от избытка чувств.
Мудила задумчиво понаблюдал, как чесночный плевок прожигает землю, и подытожил:
– Видать, хреново болит. Ничего, припрёт – вспомнишь!
– Увидим! – зло дёрнул головой Сучок и спустился с крыльца.
Зимний день короток, и в водовороте забот старшина забыл о зубной боли. Но всё в этом мире имеет свой конец – едва запарка схлынула, как поганец-зуб с утроенной силой напомнил о себе.
«Уй-й-й, с-с-с-су-у-у-у-у-ка! Вот тебе и сел подумать! Что ж тебе, тварь такая, неймётся, а? Дёргает и дёргает, драть тебя бревном суковатым поперёк себя волосатым! Ну, я тебя!»
