Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
К такому нерадостному физическому состоянию совершенно некстати прибавилась послеродовая депрессия. Оле приносили ее мальчика, она чисто механически пробовала его покормить и не могла дождаться, когда же его увезут обратно. Она его боялась. Если малыш в короткие мгновения их общения начинал плакать, Оля впадала в ступор. Она не знала, как его успокоить. Нервничала. Ей было ужасно неудобно перед соседками по палате: у них дети молчат, а у нее – орет.
Оля вспоминает, что атмосфера в роддоме была давящей. Никто ничего не объяснял и не показывал. От привычных продуктов питания нужно было отказаться, врачи стращали, что детишек будет пучить и крючить. А еще совершенно заморочили голову непонятной системой кормления. «Если вы покормили ребенка из правой груди, то в следующий раз... А если покормили из двух грудей, то тогда...» Неопытной мамочке сразу вникнуть во всю эту «арифметику» было очень трудно. Башка и так «не варит», а тут еще надо напрягаться, чтобы постичь неизведанное. Ужас!
Лежать в общей палате (инфекционного отделения, напомню) Оле было психологически некомфортно. Одна ее соседка, будучи из кавказской семьи, по-русски практически не говорила. Другая оказалась безбашенной 20-летней девчонкой, через три часа после родов убежавшей с подружками курить. Когда в шесть утра детишек привозили на первое кормление, она даже не просыпалась. И Оля всерьез опасалась, как бы соседка во сне не задавила малыша, положенного ей на кровать. Казалось бы, какое Оле дело до глупой малолетки и ее ребенка? Но подруга переживала, такой она человек.
Видя, как Оле плохо, врач перевела ее в одноместную палату совершенно бесплатно, из жалости. Избавленная от энергетической вибрации соседок, подруга ощутила душевный подъем и прилив сил. Но когда встал вопрос о совместном пребывании с ребенком, доктор ее отговорила:
– Отдохни! От тебя одна тень осталась. Выспись перед боем.
Сейчас Ольга сильно корит себя за то, что тогда якобы смалодушничала и не взяла Максима к себе. У нее развился настоящий комплекс вины! Как же она могла так жестоко поступить с малышом? Он ведь лежал в детском отделении, плакал, но никто к нему не подходил. Его там докармливали смесью, на которую у мальчика началась аллергия. Он был совсем один, и рядом не было мамы, он не чувствовал ее тепла, заботы, любви, не слышал нежных слов, а так в тот момент в них нуждался! И теперь, помня о своем «преступлении», Оля старается лишний раз обнять, приголубить Максика, как будто наверстывая то, что она тогда «упустила» в роддоме.
Вика. Первые сутки после родов Вика провела в реанимации, отходила от последствий экстренной операции кесарева сечения. Ее девочка находилась в палате интенсивной терапии. Малышку – через специальную стеклянную перегородку – могли видеть все родственники: и Леша, и родители. Все, кроме Вики.
Она лежала в реанимации, и все ее мысли были только о дочке. Какая она? Как она себя чувствует? Из головы не шли подробности родов. Вика в тысячный раз прокручивала их по себя.
– Ну как там Аленка? – постоянно спрашивала она у Леши, курсировавшего между женой и дочкой.
– Нормально, – пожимал плечами счастливый муж. – Обычный ребенок. Как у всех.
И, улыбаясь, добавлял:
– Но у нас лучше!
На второй день Вика предприняла невероятные усилия – встала с кровати и отправилась смотреть на девочку. Она шла по стенке. Шов безбожно болел. Шаги давались с трудом. Путь с четвертого на второй этаж занял полчаса.
Один взгляд на дочку сразу придал Вике сил. Как будто малышка поделилась с мамой энергией. Светлой, чистой и только позитивной. Вика успокоилась. В тот момент она поняла, что все будет хорошо. По-другому и быть не может!
Вечером стало прибывать молоко. Так быстро? Вика схватилась за молокоотсос, но он мало что сцедил – протоки не разработаны да вдобавок у подруги плоские соски. Здесь был нужен жадный детский ротик.
Аленку отдали маме на третий день. Вика тут же забыла про шов, боль и упадок сил. Ни о каком детском боксе не могло быть и речи. Подруга сама ухаживала за дочкой (это при том, что Аленка весила больше 4-х килограмм, а после кесарева, как известно, поднимать тяжелое противопоказано), никого не звала, сама мыла, пеленала, сама кормила. Она так боялась, что у нее не проснется материнский инстинкт, что пыталась пробудить его «искусственно» через активную заботу о ребенке.
Трещин Вика счастливо избежала. Но ее проблема оказалась в другом – молока прибывало невероятно, просто немыслимо много. Вика инстинктивно решила кормить девочку как можно чаще – через 1,5-2 часа. Даже если та спала, будила ее и прикладывала к груди. Молоко лилось рекой. Аленке даже не надо было предпринимать никаких усилий – все само попадало ей в рот. Но весы почему-то прибавки в весе не показывали. Наоборот, малышка, как и моя Даша, начала стабильно терять граммы.
Вике предложили ребенка докармливать смесью. Подруга возмутилась: зачем докармливать, ведь свое молоко девать некуда!
Тут еще неонатолог влезла со своими советами:
– Зачем вы ребенка будите? Пусть спит. Поко#рмите, когда она проснется.
Вика послушалась. Все-таки врач, такой опыт! Аленка продрыхла шесть (!) часов. За это время Викины молочные железы, уже привыкшие к частому прикладыванию, выдали на гора# столько молока, что произошел лактостаз. Грудь с первого размера выросла до 5-го. До нее было невозможно дотронуться! Внутри образовались болезненные уплотнения.
Это была катастрофа!
При лактостазе особенно важно, чтобы ребенок своим активным сосанием «выдаивал» молоко, «прочищал» застоявшиеся молочные протоки. Но Аленка, привыкшая к легкой жизни у маминой груди, трудиться не хотела и перестала есть. Молокоотсос неразработанную грудь «не брал».
У Вики – паника. Что делать? Ей посоветовали попробовать кормить через силиконовые накладки. С ними Аленка благосклонно согласилась кушать. Но помимо огромного плюса у этого чудо-приспособления были и два минуса. Во-первых, накладки под напором молока постоянно соскакивали, а во-вторых, их надо было стерилизовать, а как? К тому же проблема с грудью оказалась настолько запущенной, что даже после кормления легче Вике не становилось. Аленка отсасывала 30-40 грамм, а прибывало 150!
И тогда Вику стали расцеживать. С полотенцем в зубах. До сих пор, когда подруга вспоминает эту процедуру, она поеживается – так ей было больно. Чтобы хоть как-то уменьшить прилив молока, ей ограничили потребление жидкости – наказали пить всего 250 мл в день. Вика вспоминает, как ставила стакан с водой на подоконник палаты и жадно на него смотрела. Ни супы, ни компоты, заботливо приготовленные специально для родильниц элитной клиники, она потреблять не могла. Только этот один-единственный стакан воды. От обезвоживания у Вики растрескались губы, кожа зашелушилась, но избыточный прилив молока удалось остановить.
Проблема с грудью в роддоме до конца решена так и не была. И Вике предстояло самой, без помощи опытного и услужливого персонала, учиться кормить свою девочку. Впрочем, настроена Вика была очень решительно (никаких бутылочек, а тем более искусственных смесей) и планировала сохранять грудное вскармливание как минимум до года. Вот такая редкая в наши дни сознательность и «доминанта лактации»[31]!
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
