Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
— Родственники подняли ужасный переполох, — сказали мне. — Они требуют вас.
Слегка волнуясь и глубоко сожалея об установке шунта, я взбежал по лестнице и вошел в одну из палат старого образца — просторную, длинную комнату с высокими окнами, в которой в два ряда стояло тридцать кроватей.
Пациент лежал в первой кровати слева, занавески вокруг нее были задернуты. Я осторожно просунул голову внутрь. Жена пациента сидела рядом с ним и молча плакала, а его сын, мужчина средних лет, стоял с красным от злости лицом. Он не дал мне сказать ни слова.
— Да так даже с собакой не обращаются! — закричал он. — Немедленно прекратите его мучения!
На мгновение я утратил дар речи.
— Не думаю, что он так уж сильно страдает. — Вот и все, что мне удалось из себя выдавить.
Пациент молча пялился в потолок. Он был в сознании, но словно не понимал, что происходит. Я объяснил, что мы даем ему героин (официальное название — диаморфин) через шприцевой насос, и указал на стойку для капельницы у изголовья кровати.
— Сколько еще это будет продолжаться? — спросила женщина.
— Не могу сказать точно, — ответил я. — Несколько дней, не больше…
— Несколько дней назад вы сказали то же самое, — заметил ее сын.
— Все, что нам остается, — это ждать.
* * *
Слово «эвтаназия» используется при описании различных способов, при помощи которых врач может преднамеренно вызвать смерть пациента. Это понятие охватывает широкий спектр явлений, начиная от преступных массовых убийств в психиатрических больницах нацистской Германии и заканчивая введением обезболивающего (морфина) пациентам, находящимся в предсмертной агонии. Сюда же относятся и «самоубийства с помощью врача», разрешенные в ряде стран для людей, которым грозит неминуемая смерть от таких заболеваний, как рак в терминальной стадии или боковой амиотрофический склероз; в более ограниченном списке стран, в том числе в Бельгии, эта мера допускается и в случаях, когда человеку предстоит всю жизнь мучиться от паралича или неизлечимой депрессии. В Великобритании, равно как и почти во всем мире, самоубийства с участием врача противозаконны, хотя опросы британского населения неоднократно демонстрировали, что подавляющее большинство выступает за внесение в законодательство соответствующих поправок. У врачей из-за этого проблем больше, чем у остальных людей. Они редко признаются — даже в разговорах между собой, — что помогали пациентам умереть, хотя нет сомнений в том, что в прошлом это случалось, и я искренне надеюсь, что такое происходит и по сей день. Впрочем, наверняка сказать нельзя, потому что ни один здравомыслящий врач не станет наговаривать на себя, рискуя попасть в тюрьму.
Врач должен избавлять людей от страданий, а не только продлевать им жизнь, но подозреваю, что в современной медицине об этом частенько забывают. Врачей любят обвинять в том, что они играют в Бога, однако мой опыт свидетельствует, что чаще происходит как раз обратное. Многие врачи уклоняются от решений, которые уменьшили бы страдания пациента, ускорив его смерть. Некоторые люди способны посмотреть смерти в глаза и принять рациональное решение о том, что такая жизнь не стоит того, чтобы ее продолжать. Например, один молодой англичанин, у которого из-за травмы шеи, полученной во время игры в регби, парализовало руки и ноги, лег в швейцарскую клинику, чтобы спокойно умереть. Я знаю пожилую женщину, всю жизнь ухаживавшую за пациентами психогериатрического отделения; состарившись, она предпочла уйти из жизни аналогичным способом, избавив себя от риска деменции. Я считаю поступок этих людей героическим, и мне остается лишь надеяться, что я смогу его повторить, если столкнусь с похожими проблемами. Нет никаких свидетельств того, что моральные устои в странах, легализовавших эту разновидность эвтаназии, были подорваны или что жадные до денег дети силой заставляют пожилых пациентов пойти на суицид. Но даже если такое иногда и случается — неужели это слишком большая плата за то, чтобы позволить куда большему числу людей самостоятельно выбирать свою смерть?
Один высокопоставленный политик как-то признался мне, что выступает против легализации эвтаназии, поскольку боится, что некоторые врачи станут советовать пожилым пациентам пойти на самоубийство. Это абсолютно беспочвенное беспокойство: в странах, где разрешена эвтаназия, предусмотрены многочисленные меры, чтобы этому воспрепятствовать. Кроме того, речь идет о том, чтобы позволить людям, пребывающим в здравом уме, делать свободный выбор, а отнюдь не о том, чтобы наделить врачей правом убивать невменяемых пациентов. Эвтаназия — это не способ избавиться от людей с деменцией, число которых в современном мире неудержимо растет: они уже невменяемые.
Врачи не горят желанием убивать пациентов — более того, они всячески стремятся этого избежать и слишком часто впадают в другую крайность, не давая своим пациентам умереть достойно.
Разумеется, склонным к суициду молодым людям, чьи ряды я в свое время едва не пополнил, необходима помощь: перед ними лежит вся жизнь, а самоубийство в их случае зачастую носит импульсивный характер. Но у стариков уже нет необъятного будущего, за которое стоило бы цепляться. Было бы логично, взвесив все «за» и «против», закончить свою жизнь быстро и безболезненно, вместо того чтобы подвергать себя риску медленной и мучительной смерти. Однако ни на солнце, ни на смерть нельзя посмотреть в упор, поэтому я не знаю, что буду чувствовать, если, состарившись, начну зависеть от окружающих. Какое решение я приму, если начну терять зрение или у меня отнимутся руки?
Медицина как наука добилась очень многого — но она же поставила нас перед дилеммой, с которой нашим предкам не приходилось сталкиваться. Большинство наших современников доживают до весьма преклонных лет, когда рак и деменция становятся все более вероятными. Сегодня их диагностируют рано — пока мы еще пребываем в относительно трезвом рассудке и добром здравии. И мы можем предвидеть, что с нами произойдет в будущем, пусть и не знаем наверняка, когда именно. Проблема в том, что в ходе эволюции в нас развился страх смерти. В отдаленном прошлом наши предки — возможно, простейшие формы жизни с неким подобием мозга — не доживали до старости, и несколько дополнительных лет здоровой жизни играли важнейшую роль для выживания вида.
Жизнь по своей природе не спешит подходить к концу. Мы словно запрограммированы надеяться, всегда верить, что у нас есть будущее. Одно из самых убедительных объяснений появления мозга в процессе эволюции состоит в том, что мозг позволяет двигаться. Чтобы двигаться, мы должны предугадывать, что лежит перед нами. Мозг — это, если можно так выразиться, устройство, которое предсказывает будущее. Он создает модель внешнего мира и нашего собственного тела, что и дает нам возможность перемещаться в окружающем пространстве. Все наше восприятие построено на домыслах мозга. Когда мы что-то видим, слышим, осязаем, чувствуем вкус или запах, головной мозг — по крайней мере так считается — использует получаемую глазами, ушами, кожей, ртом и носом информацию только для того, чтобы сравнить ее с моделью внешнего мира, которую он создал в годы нашей молодости. Если на лестнице, по которой мы спускаемся, на одну ступеньку больше или меньше, чем обычно, мы тут же теряем равновесие. Асцидии, о которых так любят рассказывать в научно-популярных лекциях по нейробиологии, в личиночной стадии подвижны и обладают примитивной нервной системой (нервной трубкой), позволяющей им перемещаться по океану — во всяком случае, по очень небольшой его части. Достигнув взрослой стадии, асцидии прикрепляются к камню и питаются пассивно, полностью полагаясь на содержимое проходящей через них морской воды. Их нервная система рассасывается — потребность в ней исчезает, потому что существо перестает двигаться. Кейт, моя жена, сочинила об этом стихотворение:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
