Я хочу убежать. Но ноги будто приклеились к блестящему полу. Так бывает во сне. Я опрокидываю бокал в рот — и кашляю, поперхнувшись.
Мужчина, первый заговоривший со мной, мягко похлопывает меня по спине:
— Ну, ну… Познакомьтесь, это Стефан, мой заместитель. А это подруга маленького Макса, милая… Как вас зовут?
Стефан смотрит на меня. Я знаю, черные очки маскируют меня. Знаю и другое: у людей с таким взглядом обычно профессиональная память на лица.
Я кашляю.
— Мы виделись раньше? — спрашивает Стефан.
Я резко киваю. Продолжаю кашлять, теперь уже нарочно. Через силу.
Все еще глядя на меня, Стефан склоняется к моему собеседнику и что-то шепчет. У мужчины с лампочками на рукаве на секунду вытягивается лицо — и тут же удивление сменяется довольной улыбкой.
— Молодец, — говорит он вкрадчиво. — Браво, Ловец. — И переводит взгляд на меня.
Из оружия у меня только опустевший бокал. И то неплохо. Стою, ожидая, что он скажет.
Он не замечает моего напряжения.
— Хорошие новости. Очень хорошие, милая барышня.
Я сбита с толку. Что сказал ему Ловец? Мое имя — или…
И в этот момент из толпы появляется Максим. Он внешне спокоен. Только бледен, и на скулах горят пятна. У меня сам собой подтягивается живот: что-то случилось. Еще что-то.
Макс находит в себе силы почтительно поздороваться и с моим собеседником, и со Стефаном. Потом берет меня за руку и ведет сквозь толпу — мимо дам с аккумуляторами. Мимо сцены с музыкантами. Прочь, к выходу в коридор. Я все жду окрика в спину: стой! Это Лана! Но окрика нет. У двери я не выдерживаю и оборачиваюсь: мой бывший собеседник и Ловец о чем-то беседуют, не глядя в нашу сторону…
Значит, все-таки обошлось?
Мы с Максом останавливаемся возле окна, плотно задернутого тяжелой портьерой. Здесь не так светло. Хочется снять темные очки, но я вовремя удерживаюсь.
— Взяли твоих диких, — еле слышно говорит Макс. — Только что… минут сорок назад. Проследили… от клуба… всех, и Перепелку с детьми…
Я цепляюсь за портьеру.
— Мавр? Лешка? Алекс? Лифтер? И…
— Всех… — Максим судорожно сглатывает. — Больше того, копают уже и под меня… Ты знаешь, с кем ты разговаривала? Это главный координатор отгрузок…
В глубине меня — в голове? в груди? — зарождается тоненький звук. Как будто писк комара ночью в лесу. Он нарастает, становится похож на вой ветра в трубе… на вой волка в лесу… и в нем прорезывается ритм. Неторопливый, сдержанный, даже холодный. Мои пальцы сами собой начинают барабанить по подоконнику. Так вот о чем сообщил Ловец своему начальнику…
— Их отправят на Завод сегодня, — шепчет Макс. — Уже отдан приказ отгрузить их…
— Макс, — говорю я очень низким, непривычно низким и уверенным голосом, — Завод не получит их. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда!
С этого момента все, что происходит со мной и вокруг меня, подчинено строгому, даже суровому ритму.
Праздник продолжается. Тоненько, пошлыми масляными голосами поют скрипки. Гул голосов становится громче. Минута или две — и Ловец вспомнит меня, а за Максом явятся вооруженные коллеги, и на этот раз его не спасет даже отец, главный инженер.
Дурацкое вечернее платье начинает мешать. Высоко подняв голову, ни на кого не глядя, иду к выходу. Чувствую, как напряжена рука Макса под рукавом парадного мундира.
— Уже уходите? — приветливо спрашивает привратник у большой, плотно закрытой двери. Он улыбается, но в его словах мне мерещится скрытый смысл.
— Да, — говорю холодно. — Откройте нам, пожалуйста.
— Ваши пропуска?
В это здание проще войти, чем выйти из него. Максим протягивает две лиловые бумажки с печатями. Привратник всматривается в них, за его спиной сидят на диванчике двое полицейских в полном обмундировании, с разрядниками в расстегнутых кобурах. Мой внутренний ритм подстегивает: быстрее, быстрее!
Привратник очень медленно поднимает голову. Медленно-медленно протягивает руку, возвращая пропуска Максиму:
— Жаль, что вы так рано…
На столе пищит сигнал переговорного устройства. Привратник подносит к уху наушник, к губам микрофон:
— Вахта слушает.
У Макса не выдерживают нервы.
— Мы спешим! — говорит он резко. Полицейские на диване удивленно поворачивают головы.
— Понял, — говорит привратник. Кладет наушник и микрофон на место. Ни слова не говоря, начинает открывать кодовые замки — один, другой…
Когда дверь наконец приоткрывается, переговорное устройство звонит снова.
— Вахта, — говорит привратник.
Мы выходим на высокое крыльцо. Справа и слева горят мощные фонари. Ни в коем случае нельзя бежать.
— Одну минуту! — кричит привратник нам в спину. — Одну минуту!
Мы одновременно срываемся с места. Бежим по ступенькам вниз: только бы завернуть за угол, а там темнота…
На крыше здания СИНТ вспыхивает мощный прожектор. Щелкают разрядники полицейских — сзади, всего в нескольких десятках шагов.
— Держите ее! Это Лана!
Макс оборачивается на бегу. В руке у него — полицейский разрядник.
— Уходи. Я их задержу.
Влетая в узкий переулок, залитый контрастным светом прожектора, слышу за спиной перестрелку.
Я опять одна. И действую на свой страх и риск. Праздник Энергии закончился. Город опустел. На углу велорикша — вертит головой, пытаясь понять, откуда свет и что это за странные звуки. Медленно думает. Наконец решает уехать от греха подальше. Сбиваю его на тротуар, прежде чем он успевает поставить ноги на педали.
Мой внутренний ритм наконец-то прорывается наружу. Машина хорошая: большие колеса, и шестеренки вертятся без единого скрипа. На дикой скорости проезжаю три квартала, потом торможу — дым из-под покрышек — и трачу несколько драгоценных минут, чтобы как следует спрятать машину в тени подворотни.
Сама, ухватившись за край низко нависающего балкона, подтягиваюсь — и поднимаюсь вверх по стене, от балкона к окну, от окна к выступающей балке, от балки к другому балкону, и так до самого верха. Спрыгнув на залитую битумом крышу, низко пригибаюсь и бегу что есть сил.
Бежать легко. Внутренний ритм приходит в гармонию с внешним. А значит, я могу думать.
Ничего не готово. Синтетики разобщены, я ни о чем не успела договориться. Я не спросила их, готовы ли они рискнуть жизнью, готовы ли они умереть, если понадобится, ради того, чтобы был остановлен Завод… Да и что бы они ответили?
Мрачно улыбаюсь на бегу. Одно дело — легенда о всесильной Лане, которая дает энергию, дает жизнь. Другое дело — вот эта ночная гонка по крышам, и осознание, что я ни капельки не всесильна, и его послание: «Лана, помни слова Царь-Матери. Пощади их».
