— Праведники… — сказал Синдбад. — По твою душу, Колючий?
Судя по тому, как спокойно действовали выкормыши Дьякона, бойцов «Ковчега» они не опасались.
— Не-не зн-наю, — ответил мальчишка.
Егеря, давшие нам разрешение находиться тут, не станут помогать праведникам в охоте на бывшего единоверца, но и не будут мешать ловить «Антихриста». Они только посмотрят, как Лис и два его спутника попытаются устоять в схватке с бойцами из Соснового Бора, и уберут трупы, если таковые останутся.
— Или по мою, — заметил я.
Но мордовороты в чёрной броне, оправившись после перехода, не обратили на нас ни малейшего внимания. Выстроившись в боевой порядок, они зашагали на север, в сторону Новосибирска, где недавно видели «меня».
Или кто-то слил Дьякону информацию о том, где сейчас находится Лис, или у праведников есть тут ещё какие-то дела.
— Кого ждать дальше? — осведомился Синдбад, позевывая. — Брата Рихарда с узловиками?
— Ну, это вряд ли, — пробормотал я.
У Ордена, конечно, в Новосибирске есть и приор, и некоторое количество бойцов, но всё равно они тут тихие и стараются особенно не высовываться, чтобы не обострять отношений с «Ковчегом».
А появление группы рыцарей, да ещё со столь заметной шишкой во главе — это серьёзный повод для обострения.
— Фу, не заметили… — Колючий наконец отошёл от шока, вызванного появлением бывших соратников. — Так если вспомнить апостола Фому, что усомнился в истинности воскрешения Господа нашего…
— Охолони, малый, — дружелюбно посоветовал я. — Можешь даже поспать, только не проповедуй.
Мне достался довольно гневный взгляд, но на подобные вещи я с детства привык не обращать внимания, вот и сейчас не отреагировал, ну а беглому праведнику пришлось заткнуться.
Чтобы не сильно мучиться от вынужденного молчания, он и вправду улёгся спать.
Мы ждали, разобравшиеся с ботами егеря занимались своими делами, спрятавшееся за тучами солнце неспешно поднималось. Шрам мой болел, но всё меньше и меньше. Ночной мороз понемногу слабел, в тамбуре возникали гости Академзоны, к вихрю двигались желающие перебраться в другие локации.
Пара вольных ходоков, группа вооружённых до зубов наёмников, учёные с охраной — обычная публика, что шляется по Пятизонью. Брат Рихард, если и знал, где мы, лезть сюда не решался, Циклоп не показывался.
Где-то около полудня меня вновь накрыло, и на этот раз я ощутил приближение приступа «одержимости» заранее. Почувствовал, как занемели мышцы, подал сигнал ошибки метаболический имплант, на мгновение перестал передавать информацию датчик движения.
— Синдбад! — позвал я, спешно сдирая с шеи «Шторм». — Быстрее, забери это…
— Что? — Он посмотрел на меня непонимающе, но послушно ухватил ИПП.
— И это… — Я непослушными руками потащил из кобуры «Страйк». — Надо быхх менья ещё свяжзать…
Язык застыл, точно его сковало морозом, и я понял, что падаю — лицом вниз, в провал, заполненный чем-то чёрным, переливающимся. Почудилось, что вижу несущееся мне навстречу отражение, искорёженное, жуткое, но в то же время отчетливое, и с плеском врезался в него.
А через мгновение оказалось, что я стою, а передо мной — большое здание без крыши, украшенное портиком с дюжиной громадных колонн. Секунды хватило, чтобы узнать его — Оперный театр Новосибирска, построенный в незапамятные времена и устоявший в пятьдесят первом.
Импланты сигнализировали, что ко мне подбираются враги — пятеро вооружённых «мегерами» бойцов, но я продолжал стоять, словно чего-то дожидаясь, и даже не думал прятаться.
Странное это было ощущение — я осознавал, что я, сталкер по прозвищу Лис, нахожусь в чужом теле, только похожем на моё собственное, и в то же время как бы краем уха слышал мысли того сознания, что обитало в этом теле обычно, а сейчас перенеслось в моё.
«Поменяться телами» — был такой старый американский фильм.
А как насчёт: «Поменяться душами»? Или у дубля нет души?
Я понимал, что он удивлён, напуган и рассержен, почти так же, как я, но в то же время глубинно спокоен, как не может быть спокоен нормальный человек, обуреваемый тревогами и заботами.
Затем одна картинка распалась на две и из статичной превратилась в подвижную.
Вот я поднимаю «Страйк», и незнакомый круглолицый мужик выбивает его у меня из руки…
Вот я прыгаю в сторону, и залп «мегер» не причиняет мне вреда, а «Шторм» в руках бьётся, как живой…
Поток мыслей тоже разбился на два, и они причудливо потекли рядом, то соединяясь, то расходясь, то соприкасаясь боками, лишь слегка проникая друг в друга: проклятые праведники… нужно уничтожить его, уничтожить!… сколько это будет продолжаться?… путь важнее всего… нужно вернуться, разорвать соединение… пора идти дальше, следующий шаг не ждёт…
Я напряг, я даже не знаю, что можно напрячь, будучи в бесплотном состоянии… напряг что-то и вновь полетел, на этот раз вверх. Всё естество моё пронзила резкая боль, сдвоенное существование прекратилось, и я обнаружил себя лежащим мордой в землю.
Кто-то тяжёлый придавливал меня к поверхности нашей родной планеты, да ещё и фиксировал руки.
— Хватит, — сказал я, сплевывая замешанную на пепле грязь.
— А чем докажешь, что ты — это ты? — спросил «кто-то тяжёлый» низким голосом Синдбада.
— Могу песню спеть, — предложил я, немного подумав. — Ту самую, про зиму.
— Валяй.
Должно быть, со стороны это выглядело смешно — один мужик в боевом костюме прижимает к земле другого, а тот задушенно хрипит, пытаясь соорудить хоть какое-то подобие мелодии:
— Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь… Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь… Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль… Ну что, хватит?
— Хватит, — сказал Синдбад.
Тяжесть с моей спины исчезла, и я смог подняться.
— Вовремя я тебе пушку отдал?
— Очень вовремя. — Он вручил мне «Шторм», а сам сходил туда, где валялся «Страйк». — Ещё немного, и ты… то, что было тобой, начало бы стрелять в нас, язви меня джинн.
Я усмехнулся и принялся отряхиваться — боевой костюм, конечно, не вечерний, но лучше и его держать в чистоте. Мысль о том, что после «слияния» с дублем в одно целое нужно «вымыть с мылом» и мозги, я поспешно отогнал в сторону.
Нужно, конечно, но вот как это сделать?
Глава 14 Железная буря
10 февраля
Синдбад, надо отдать ему должное, не стал проявлять нетерпение и расспрашивать, что в этот раз было и как. Он благоразумно дождался, когда я немного соберусь с мыслями, успокою разбушевавшиеся эмоции и захочу говорить сам.
