Работники книжной лавки думали, что Жоан находится в поездке, и жизнь вместе с работой текла в ней своим чередом. Никто не догадывался о том, что Анна каждую вторую ночь тайно принимала своего монаха.
Паоло Эрколе, римский бакалавр, исполнявший наряду с Анной и Никколо обязанности управляющего в лавке, уже довольно хорошо разбирался в тонкостях дела и практически не нуждался в помощи. Со своей стороны Никколо как никогда внимательно и приветливо вел себя в отношении своей хозяйки, и она воспринимала это как знак благодарности за ту жертву, которую она и ее супруг приносили на алтарь независимости Флоренции, а также его желание помочь ей перенести тоску, которую она испытывала в отсутствие Жоана.
Однажды после уже привычных шуток, которыми флорентиец развлекал Анну, вызывая у нее смех, он грустно сказал, стерев с лица обычную для него улыбку:
– Госпожа, меньше недели остается до того момента, когда мне придется проститься с вами. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся. – Его голос, обычно веселый и радостный, звучал печально. – Я буду сражаться против Савонаролы и либо добьюсь учреждения свободной республики, либо погибну в попытке сделать это.
Анна почувствовала волнение Никколо, тревогу, плескавшуюся в его глазах, которые вдруг показались ей увлажнившимися. Клиентов в лавке не было, Паоло вместе с подмастерьем подготавливали прилавок на улице, и они находились в малом салоне одни, расставляя книги на полках. Она взяла его руку в свою, чтобы ободрить.
– Ничего плохого с вами не случится, – сказала она. – Ни с вами, ни с моим мужем. Я буду молиться за вас обоих.
– Спасибо вам, госпожа. – Он слегка сжал ее руку. – Мне не хотелось бы покинуть вас, не поблагодарив за гостеприимство и исключительно сердечное и доброе отношение, которое вы всегда проявляли к бедному изгнаннику.
– Да о чем вы говорите, Никколо! Я счастлива была познакомиться с вами и провести столько времени вместе. Я получила большое удовольствие от общения с вами.
– И я тоже, госпожа. Даже слишком.
– Слишком? – Анна ослабила пожатие руки Никколо.
– Да, госпожа.
Он отвел взгляд от Анны и некоторое время занимался расстановкой книг на полке, располагавшейся за ее спиной. Потом посмотрел на нее со всем тем чувством, которое смог вложить.
– Я люблю вас, госпожа. Люблю так, как никогда не любил ни одну женщину и как никогда уже не смогу полюбить никакую другую.
Анна в смятении смотрела на него, не сразу осознав, что он взял обе ее руки в свои и стал ласкать их.
– Я никогда раньше не осмеливался рассказать вам о своей любви, – продолжал Никколо. – И никогда бы этого не сделал, если бы не уезжал навсегда. Мне было просто необходимо, чтобы вы об этом знали.
– Боже мой, Никколо! – воскликнула Анна. – Если мой муж узнает об этом, он убьет вас!
– Я прекрасно осознаю это, моя госпожа. Он уже предупредил меня об этом однажды. Но моя любовь выше страха, и я отдаю свою жизнь в ваши руки.
Анна обдумала ситуацию. В отличие от Хуана Борджиа, это признание в любви не было ей неприятно. Она очень хорошо знала этого человека, ценила его, и то, каким образом он сообщил ей о своих чувствах, не позволяло ей оскорбиться; на самом деле это было даже комично, и она постаралась сдержать себя, чтобы серьезно отнестись к его признанию и не улыбнуться.
– Если вы будете продолжать в том же духе, то, несомненно, лишитесь ее, – сказала она строго.
– Не будьте ко мне жестоки, госпожа, – просил Никколо, все еще держа ее руку в своих. – Через несколько дней я навсегда расстанусь с вами. Я прошу вас дать мне хоть чуточку вашей любви.
– Чуточку моей любви?
– Да, умоляю вас, госпожа, на прощание… Этой ночью ваш муж остается в Ватикане, и вы будете одна.
– Никколо! – Такое откровенно бесстыдное предложение ошеломило Анну, несмотря на то что она хорошо знала флорентийца. – Да как вы осмеливаетесь?
– Такова сила любви, безудержная, ломающая любые рамки…
– Нет! – Она вырвала свои руки из его ладоней.
– Я умоляю вас, ответьте хоть немного на мою любовь. Это будет лишь небольшой платой за мое безграничное чувство.
– Нет! – Анна отступила на пару шагов, чтобы отдалиться от столь неожиданного и напористого поклонника.
– Вы такая же, как ваша подруга Санча? – сказал Никколо с оттенком презрения, поняв, что его отвергли. – Вы не считаете меня ни достаточно красивым, ни богатым, ни благородным?
– Дело в том, что я люблю своего мужа и верна ему.
– А если бы вы не были верной женой? Вы подарили бы мне свою любовь?
– Не будьте циничным. Не надо говорить: «Вы подарите мне свою любовь?», ведь на самом деле вы хотите спросить: «Вы переспите со мной?»
На какое-то мгновение на лице Никколо отразилось замешательство, хотя тут же оно вновь приняло серьезное выражение.
– Я очень уважаю вас, госпожа, – сказал он, снова приближаясь к ней. – Не обманывайтесь. Я никогда не умолял бы вас о снисхождении, если бы не чувствовал такой силы любви, которая главенствует над осторожностью и моим достоинством. Я больше года живу рядом с вами, восхищаясь вашей красотой, изяществом и расположением ко мне. И все это время я был вашим верным и тайным обожателем…
– Отойдите от меня! – воскликнула Анна, оттолкнув его.
Она пересмотрела свой взгляд на различия между Никколо и Хуаном Борджиа. Флорентиец не был таким красавцем, но он был гораздо более обольстительным, и Анна знала, что он никогда не использует силу в отношениях с ней, как это сделал папский сын. Женщина очень ценила его, и он ей нравился, хотя она никогда не допускала мысли, что между ними может что-то быть. У Никколо была репутация ловеласа, и золовка рассказывала ей, что флорентиец вступил в любовные отношения не с одной служанкой; эти сведения вызвали любопытство Анны. Вдруг под полным вожделения взглядом Никколо, который смотрел на нее с выражением боли, раскрыв руки в мольбе, Анна с удивлением почувствовала нечто вроде желания.
– Вы неразборчивы в средствах, – упрекнула его Анна, стараясь скрыть неожиданно возникшее чувство. – Сначала вы просите моего мужа в силу связывающей вас дружбы, чтобы он согласился на эту безумную миссию по освобождению вашей родины, а когда он соглашается, вы, пользуясь тем, что его нет ночью дома, потому что он приносит себя в жертву делу свободы Флоренции, предлагаете его жене переспать с вами.
– Вы абсолютно правы, осуждая меня, госпожа, – согласился Никколо, опустив голову. – Я признаю свой грех, но будьте милостивы ко мне, потому что любовь ослепила меня. Я бы и дальше продолжал тайно восхищаться вами, но через несколько дней судьба заставит меня покинуть вас навсегда, и я не могу уехать, не признавшись вам в своей любви. Кроме того, лучше сделать что-то и потом пожалеть об этом, чем не сделать и пожалеть. Если вы отвергнете меня, я увезу с собой свою боль, но мне было бы еще больнее, если бы я не признался вам в своих чувствах.
