Иванов посмотрел на часы: половина двенадцатого. Какая работа?! Почувствовав неладное, он побежал вниз по лестнице, оставив стоять на пороге открытой двери недоумевающую супругу.
В такси он набрал на мобильном номер сотового телефона Быстрова. Тот долго не отвечал. Иванов ждал. Наконец, Быстров отозвался:
– Ты не знаешь, Юлю Красовскую не арестовали? – прокричал в трубку Иванов.
– А ее не за что арестовывать. Что случилось?
– Виктор, – кричал Иванов, не обращая внимания на прислушивающегося водителя, – Виктор, организацией руководит Лариса! Ты слышал? Лариса…
– Черт! – ясно выругался Быстров. – Возвращаюсь! Следи за квартирой. Дождись меня. Сам не лезь…
Связь прервалась.
Виктор Быстров прибыл только к трем часам ночи. Прямо перед ним появился Алексей Агеев со спецназом. Все время до их приезда Иванов дежурил в подъезде с двумя взведенными пистолетами в кармане. Из квартиры никто не выходил.
Не дождавшись ответа на звонки и стук в дверь, милицейский спецназ выломал входные двери и проник в квартиру. Быстров, Агеев и Иванов вошли следом. В комнатах царил беспорядок. Ларисы нигде не было.
– Обыграли нас сестрички! – зло сплюнул Агеев. – Стервы…
– Так-то, Саня, – вздохнул Быстров и выразительно посмотрел на Иванова, – развели тебя, как первоклассника. И нас вместе с тобой…
Светлеющая линия горизонта уже обозначила близкий рассвет, когда Иванов с семьей мчался на своей «девяносто девятой» по обледенелой федеральной трассе на юг. Он знал, что отвезет жену с дочкой и вернется, чтобы закончить это трудное дело с фирмой…
Эпилог
Летом по приглашению своего друга я заехал к нему в гости.
Мы сидели с Александром Ивановым в садовой беседке во дворе его дома, пили чай с пирожками, приготовленными женой, и разговаривали. Тамара с Наташкой гуляли по саду, рассматривая цветы и прыгающих кузнечиков.
– Большая у тебя дочь, – заметил я.
– Через год – в школу, – с доброй улыбкой Иванов ласково посмотрел на Наташку. – А там, глядишь, – уже невеста!
– Так все-таки, чем закончилась та история четырехлетней давности? – поинтересовался я. – Уж очень хочется знать. Нашли Зиту и Гиту?
– Нет, – улыбка сошла с лица Иванова, сделав суровыми выразительные черты лица. – Не удалось тогда задержать ни Батурина, ни Ларису, ни Юлю. Исчезли, не оставив никаких следов.
– А Быстров? Где он сейчас?
– Виктор Быстров – уже полковник! После той неудачной операции его отправили из столицы на Северный Кавказ. Воевал. Во время второй чеченской кампании заработал два ордена. Теперь снова в Москве. Иногда созваниваемся.
– А Алексей Агеев, милиционер? Тоже пошел на повышение?
– Агеев погиб в автокатастрофе, – вздохнул Иванов. – В том же году. Не дали ему довести расследование до конца. А я на него тогда сердился… Думал – функционер.
– Да, нельзя тягаться с Системой, – согласился я. – Сомнет! Все-таки жаль таких ребят: смелые, честные, готовые жизнь положить за правое дело! И погибают первыми.
– Не надо их жалеть! – возразил Иванов. – Своим примером они доказывают остальным, что не все потеряно для нашего общества. А если дело правое, как ты сказал, то можно потягаться и с Системой! Ни Агеев, ни Быстров, я уверен, ни за что не изменили бы своего выбора, предложи ты им начать жизнь заново. Потому что служить Родине – их предназначение! В этом смысл их жизни.
– Сказано сурово, но верно, – согласился я. – А в чем твое предназначение, Александр?
– Мое? – смутился Иванов. – Я не герой и никогда им не был. И свое я давно отслужил. Теперь мое предназначение – воспитать дочь, помочь ей сделать первые шаги в самостоятельной жизни, нянчить внуков. – Александр тепло посмотрел в сторону супруги с дочкой.
– Вот ты сказал, что никогда не был героем. А как же прошлое? Разве ты не совершал мужественных поступков? Не рисковал жизнью? – не отставал я. – Что же это, если не геройство?
– Я выполнял офицерский долг, – как-то очень по-простому ответил Иванов, и вышло у него это совсем не высокопарно.
– Почему ты говоришь в прошедшем времени? Помнится, ты утверждал, что бывших офицеров не бывает. Офицер или есть, или его нет. Правильно?
– Да, утверждал. Не отказываюсь.
– В девяносто пятом ты снял погоны. А сейчас, если бы встал вопрос между долгом и спокойной жизнью, что бы ты выбрал?
– Настали другие времена, – не очень твердо произнес Иванов. – Если Родине будет нужно, надену погоны снова. Но я вижу, что растет достойная смена, поэтому за будущее страны нам с тобой можно не беспокоиться. Уверен: Россия – под надежной защитой! И хватит об этом, иначе мы сейчас перейдем к политике, а тема эта – бесконечная. Расскажи лучше, как твои?
– Да что мои? Дети выросли, разъехались. Мы с женой в большой квартире одни. Зарабатываем оба неплохо. Так что все в полном порядке. У тебя, вижу, – тоже. Скажи, Александр, ты жалеешь о чем-нибудь?
Иванов посмотрел вдаль на ярко очерченный горизонт и произнес:
– До сих пор вижу убитую в лесу девушку… Ее глаза… Жаль, что не нашел Батурина! Остался один неотданный долг…
– Жалеешь только об этом?
– Хочешь, покажу тебе одну вещь? – чуть подумав, предложил Иванов.
– Давай. – я увидел, как товарища охватило легкое волнение.
– Зайдем в дом.
Мы поднялись на второй этаж кирпичного особняка в кабинет хозяина. Иванов закрыл дверь на ключ и достал из выдвижного ящика стола конверт немного большего размера, чем стандартный. Вытащив из него цветную фотографию, он протянул ее мне:
– Пришло заказным в прошлом году в начале зимы. Обратного адреса нет, а штемпель Петербурга. Наверное, передала с кем-то…
На берегу бассейна с чистой голубой водой был запечатлен симпатичный ясноглазый загорелый крепыш в панамке и трусиках. Мальчик, удивленно глядя в объектив, сидел на женских коленях, а за животик его поддерживала рука с длинными красивыми пальцами.
– Судя по пальмам на заднем плане, это или юг Испании, или север Африки, – предположил Иванов.
– Будешь искать? – спросил я, внимательно разглядывая снимок.
– Нет, искать не стану.
Я перевернул фотографию. На обратной стороне ровным женским почерком было выведено: «Это Александр. Нам два годика»…
2007 год
