– Вера, – услышала она вопрошающий голос Антала, – наша столица еще не залечила ран той войны, что же будет с ней после этой бомбардировки?
– Я не верю, любимый мой, не верю, что сейчас на наши головы посыплются советские бомбы!
Она хотела сказать еще что-то, но ее речь прервал легкий звонок в дверь.
– Надо открыть, – почему-то прошептал Антал, – я пойду и открою, кто бы там ни был!
– Думаю, ты прав!
Через минуту щелкнул замок, в комнате появился Сергей Владимирович и сразу, без вступительных слов, обратился к Анталу:
– Друг мой, можно я поговорю с Верой Павловной?
– Да, я пока приготовлю тебе кофе.
– Спасибо.
Сергей Владимирович посмотрел Верке прямо в глаза, – та выдержала его взгляд, и сказал:
– Вера Павловна, я должен отвезти вас в аэропорт!
– В связи с чем? – невольно спросила она.
– Вот-вот наши начнут бомбить укрепления повстанцев. Их по-другому не выбить, потому что они организовали мощную, хорошо продуманную оборону: настроили баррикад, превратили в неприступные крепости производственные здания и сооружения, напичкали дома и чердаки снайперами, хорошо пристреляли танковые и противотанковые орудия, раздали многим жителям гранаты и бутылки с зажигательной смесью, провели глубокую идеологическую обработку населения, сделав особенный упор на страх перед Советами и прочее. Так что возможно применение авиации. Мы поедем сразу на аэродром, оттуда вы полетите в Москву или в Киев, как другие советские специалисты. Делать это надо было намного раньше – уже погибло много советских семей, особенно военных. Жили-то ведь наши не в изолированных кварталах или военных городках, а в обычных квартирах, среди венгров. При этом многие дружили с венгерскими семьями. Советских вырезали, не щадя ни детей, ни женщин…
– Я имею право выбора?
– Конечно. Но я еще раз хочу подчеркнуть следующее: хотя метать бомбы будут только по засеченным укреплениям, промахи неизбежны!
– Вы хотите сказать, что моя вилла не является исключением?
– Она находится недалеко от Западного вокзала, который боевики так просто не отдадут!
– Под виллой имеется хороший подвал с вентиляцией и некоторыми удобствами. К тому же, я запаслась свечами, питьевой водой, консервами, медикаментами…
– В горных районах наши войска уже применяли авиацию и бомбили, между прочим, сверхтяжелыми бомбами.
– Раз я имею право выбора, то отвечаю: нет. Без Антала я добровольно не поеду.
– С ним уехать не получится ни по его статусу, ни по другим соображениям. Я бы мог вам приказать, тем более что уехать к сыну – это в ваших интересах. Более того, я бы предпринял все возможные шаги, чтобы вы вернулись в Венгрию, как только все уляжется.
– Я знаю: события могут обернуться по-разному, и, скорее всего, я уже никогда не смогу вернуться сюда, то есть к Анталу.
– Вы правы: иногда благими намерениями вымощена дорога в ад! Хорошо, я не буду предпринимать никаких действий, хотя это не совсем так: мне придется взять на себя ответственность за вашу безопасность. Если станет известно заранее о начале бомбардировки, я постараюсь предупредить вас.
– Спасибо!
– Моя заслуга минимальна! Открою небольшой секрет: вы на хорошем счету у нашего руководства, поэтому мне легко найти повод для вашего пребывания здесь, по крайней мере, на период военных действий. По моему, пора пить кофе.
Верка принесла кофейные приборы, следом Антал принес ароматный напиток.
– Знаешь, Антал, – обратился к нему гость, – я предложил Вере Павловне эвакуироваться самолетом в Москву. Она отказалась. Мы еще выпьем за это!
* * *
Почти сутки кружились над Будапештом самолеты, но они так и не сбросили на город ни единой бомбы. Зато на него внезапно обрушился ураган артиллерийского огня. Били тяжелые пушки по центральной части города, по автомобильному заводу, по окраинам, по жилым кварталам, в которых, вероятно, засели боевики, и бог весть по каким еще объектам повстанцев. В несколько минут город превратился в кромешный ад. Снаряды гудели, визжали, свистели, ухали и ахали, сливались в единый гул, им вторили тысячи выстрелов и взрывов, которые вскоре превратились в непрерывные, оглушающие раскаты грома. Вначале по отдаленным отзвукам еще можно было догадаться о том, что повстанцы попытаются огрызаться ответным огнем, но постепенно все перемешалось, и уже невозможно было различить, где бухают орудия, где взрываются снаряды, где рокочут крупнокалиберные пулеметы, кто стреляет, а кто отстреливается. Антал какое-то время угадывал места, где наиболее интенсивно рвались снаряды, называя то тринадцатый, то пятнадцатый, то четырнадцатый районы столицы, то мосты, то вокзалы.
Но вот мощные взрывы стали стремительно приближаться к вилле, и он закричал: «Вера, скорее в убежище!» В этот миг за окном раздался оглушительный треск – мгновенно из окон вылетели стекла, и со звоном упала на пол срезанная ими люстра. Верка опомнилась, лежа на ковре, усыпанном блестящими осколками. Рядом сидел Антал, по его щеке обильно текла кровь, он молча открывал рот и что-то показывал своей подруге. Верка поняла: ее оглушило, поэтому и не слышит слов Антала. О взрыве второго снаряда, упавшего во дворе, она догадалась по взметнувшемуся пламени, содроганию пола, приглушенному треску и тому, как Антал с силой увлекает ее в подвал.
Постепенно к Верке стал возвращаться слух, и происходило это совсем необычно: сначала в ушах появился звон, потом сквозь него начали доноситься другие звуки. В подвале было темно, она на ощупь нашла спички, зажгла свечу, потом – вторую. Антал сжимал подбородок, удерживая таким способом кровь. Верка вспомнила, как на занятиях по гражданской обороне ее учили делать пращевидную повязку, достала аптечку и смастерила нечто подобное на голове Антала. Он сразу стал похож на тяжелораненого солдата из какого-то кинофильма, зато кровотечение прекратилось. «Солдат», переставший открывать рот ввиду плотно затянутого подбородка, показал на Веркин лоб. Она вынула из сумочки зеркало, мельком взглянула в него и испугалась: ее лицо было перепачкано кровью. По пламени свечи, отражавшемуся несколькими блестками от кожи, нетрудно было догадаться, что там застряли осколки стекла. Пришлось воспользоваться пинцетом, извлечь их и более тщательно обследовать открытые части лица. Так она обнаружила еще несколько осколков в правой ушной раковине, под глазом и на щеке. Обработав ранки, Верка сделала ватный тампон, смочила его духами и убрала с кожи кровь. Затем развязала пращевидную повязку на голове Антала и внимательно обследовала все ранки на предмет наличия в них стекол. Ранок оказалось две, и обе на подбородке. Первая, особенно глубокая, была, видимо, нанесена крупным осколком, пронесшимся по касательной, во второй застряла щепка, оторвавшаяся от подоконника. Сделав Анталу более основательную перевязку, Верка подумала, что пока они отделались легким испугом. Эта мысль заставила ее невольно прислушаться, но взрывов она не услышала, хотя земля продолжала содрогаться.
