Эмма Марголис расправила плюшевый цветастый плед.
— Этот диван очень удобный. Я покупала его для родителей Дугласа, — сказала она Саре.
— Дугласа?
— Да, это мой бывший муж. Его родители так радовались нашему разводу, что даже устроили вечеринку по этому поводу.
Сара с трудом сдерживала зевоту.
Эмма виновато улыбнулась.
— Как бы то ни было, если уж вечно всем недовольные родители Дугласа спали на этом диване и не жаловались, значит, он должен быть чертовски удобным.
Сара выдавила из себя слабую улыбку в ответ.
— Я уверена, что так оно и есть.
Эмма нахмурилась.
— Что-то я заболталась. Вообще-то я не болтлива. Ненавижу болтунов.
— Вы очень расстроены, — тихо произнесла Сара.
— Да, но все равно это не сравнимо с тем, что переживаете сейчас вы. — Она теребил шнурок на своем бледно-голубом фланелевом халате. — У вас есть в чем спать? Я могу одолжить вам ночную сорочку. Или пижаму. Что хотите. — Она засунула руки в глубокие карманы халата. — Я вас, наверное, утомила своей опекой?
— Нет. — По правде говоря, Сара была тронута вниманием Эммы. Давно уже не чувствовала она заботу…
— Завтра спите сколько угодно. Я почти весь день буду дома.
— Разве завтра вы не готовитесь к вечернему эфиру?
— Я отъеду в час на студию, но к четырем вернусь домой, если только не произойдет ничего сверхъестественного. Да, кстати, чтобы вы знали: мой номер телефона не значится в справочниках, так что вам не стоит волноваться насчет нежелательных звонков… ну, от репортеров или… мало ли от кого.
— Он никогда не звонит по телефону. Не думаю, что он будет звонить сюда.
— Откуда такая уверенность? — спросила Эмма.
— Он наверняка боится, что я узнаю его голос.
Эмма насторожилась.
— Вы говорите так, словно не сомневаетесь в том, что это кто-то из числа ваших знакомых. Есть идеи на этот счет?
— Это что, домашняя заготовка для завтрашнего вечернего эфира? — устало произнесла Сара.
— Черт возьми, Сара. Неужели вы не понимаете? — возмутилась Эмма. — Этот маньяк отнял у меня двоих друзей. Чувство вины не оставляет меня ни днем, ни ночью. Меня гложет сознание того, что я не уберегла их от смерти, более того — даже спровоцировала ее. Мне становится не по себе при одной лишь мысли об этом. И еще — очень страшно. Я тоже хочу остановить его. Остановить, прежде чем он пополнит вами список своих жертв. — С этими словами она развернулась и направилась к двери.
— Подождите. Пожалуйста.
Эмма остановилась.
— Вам что-нибудь нужно? — сердито спросила она.
— Нет. То есть, да. Извините меня, Эмма. Я не хотела… я вообще уже не соображаю, что говорю. Да и о чем думаю тоже. — Сара никак не могла решиться довериться кому-то. Ей так не хотелось рисковать своей независимостью.
Она присела на край дивана. Провела пальцами по желтым цветкам на плюшевом пледе.
— Уступить сейчас, сдаться — проще всего. И, возможно, в конце концов я и приду к этому. Так много всего на меня навалилось. Иногда мне кажется, что он уже одержал победу, что именно я буду следующей жертвой и… а, в общем-то, какая разница…
— Сара, секунду…
— Джон Аллегро считает, что я сунулась в вашу программу лишь в подражание Мелани. Но это не так. До того как Мелани… убили, я шла по жизни своим путем — своим, понимаете? И меня вовсе не волновало, как и чем живет сестра. Собственно говоря, я и над своей жизнью не очень-то задумывалась. И вот теперь эта беспечность и безразличие оборачиваются против меня. Угрызения совести не дают мне покоя, рвут в клочья мою плоть, объедки же потом достанутся Ромео.
— Не говорите так, Сара. За вами круглосуточно наблюдают полицейские. Вы под их надежной защитой до тех пор, пока не поймают этого психопата.
— Если поймают. Я не могу сидеть здесь и ждать, Эмма. Тридцать два года я все жду, скрываюсь от проблем, покоряюсь судьбе, вместо того чтобы действовать самостоятельно и самой вершить свою судьбу. Вы вот сказали, что дружили с Мелани. Она была откровенна с вами? Я не имею в виду телеэфир.
Эмма кивнула головой.
— Она, наверное, объясняла, почему некоторые женщины так подвержены… сексуальным извращениям?
— Ну… как вам сказать… однажды мы все вместе обсуждали проблему садомазохизма.
— Все вместе?
Эмма уставилась в пол.
— Это было после записи последней телепередачи. Там, во Дворце правосудия. Мы задержались после съемки. Я, Мелани, Аллегро и Вагнер. Завели разговор о том, что, может быть, именно заниженная самооценка толкает некоторых женщин к садомазохизму. Мелани тогда сказала, что, возможно, причина кроется в обостренном чувстве вины, которое испытывают эти женщины. Отсюда — острая потребность в наказании за свои порочные сексуальные фантазии и презренные мысли…
— Продолжайте.
Эмма вздохнула.
— Кажется, Аллегро что-то говорил о том, что, по его мнению, садомазохизм для женщин — это секс без ограничений, не отягощенный муками совести. Мол, нельзя же упрекнуть женщину в том, что ей нравится процесс истязания. Помню, меня это ужасно взбесило. Я сказала, что он несет чушь. Вагнер согласился со мной. Я была уверена в том, то и Мелани нас поддержит. Но она была солидарна с Аллегро, сказав, что многие девушки в силу своего воспитания воспринимают секс как некий порок и соглашаются на него только по принуждению. Я лишь усмехнулась в ответ на это. Но что меня шокировало…
— Что?
— То, как Мелани бросилась оправдывать женщин, которых возбуждает лишь грубый секс. Она говорила о том, что они на самом деле хотят быть порочными, бесстыжими, грязными.
Сара чувствовала, как бешено бьется сердце.
— Я сказала, что за такие теории феминистки вздернули бы ее на дыбе.
Сара пристально вгляделась в ее лицо.
— Вас это огорчило.
Эмма безучастно произнесла:
— Что вы от меня хотите, Сара?
— Я хочу понять. Разве вы не видите? Я отчаянно хочу понять, Эмма. — Она поколебалась и добавила: — Ведь наряду с гнусными записками и романтическими подарками Ромео присылает мне страницы из дневника Мелани.
— О Боже.
— Вы знали о дневнике?
— Я знала, что она ведет дневник. Однажды она сказала мне, что для нее это своего рода отдушина. Только дневнику она может доверить свои сокровенные мысли и чувства. И фантазии. Она и мне порекомендовала вести дневник. — Эмма слегка улыбнулась. — Иногда у нее проскальзывали менторские замашки.
— Она когда-нибудь делилась с вами своими фантазиями?
