Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
– Отдай. Ну зачем она тебе? В такое время одно беспокойство.
– А тебе зачем?
– Мне надо.
– А кто сказал, что я имею?
– А никто. Сама догадалась. Я же очень хорошо знаю тебя, Корнилка.
Она замолчала и, казалось, перестав дышать, следила за ним, за движениями его грубых широких рук, сжимавших новый, из белого дерева обод, на который не хотела налезать шина. Корнила оттянул ее долотом и несколькими точными ударами молотка насадил на обод. Потом трудно вздохнул.
– Так чего же ты хочешь: товар за так?
– За так? – удивилась она. Действительно, ей и в голову не приходил этот вопрос: чем она уплатит Корниле? Да и чем можно было платить в такое время за такой необычный товар?
– За так теперь и блоху не убьешь, – проворчал Корнила. – Теперь время такое. Война!..
– Так, знаешь ли, деньги...
– Э-э! Какие деньги! Что теперь с тех денег...
– Ну вот у меня фунта два сала. Полдесятка яиц...
– Сказала – яиц! Яиц и у меня найдется. На яичницу.
«Вот же скряга!» – начала злиться про себя Степанида. Она узнавала прежнего Корнилу, у которого, говорили, зимой снега не выпросишь. Но хорошо еще, не стал отпираться, что имеет бомбу. Тут она угадала точно и тихо порадовалась этому. Остальное уж как-нибудь. Но как?
– Я же думаю, ты не за немцев? Наверное же, человеком остался?
– А я всегда был человеком. Ни за тех, ни за других. Я за себя.
– Ну а вот же бомбу прибрал. Видно, знал, пригодится?
– Знал, а как же! Вот и пригодилась. Кому-то.
– Мне, Корнила.
– А мне все равно. Пусть тебе.
Они помолчали. Корнила все крутил в руках колесо, хотя делать с ним, пожалуй, уже было нечего.
– Так что ж я тебе?.. Денег не имею, коровку немцы съели. Курочек постреляли, пяток всего осталось. Мужика Гуж забрал, в местечко повел. Что же я еще имею?.. – смешалась Степанида.
– А свиненка? – вдруг спросил Корнила и второй раз зыркнул на нее коротким колючим взглядом. – Или тоже не имеешь?
– Поросенок остался, ага. Весенний, – растерялась Степанида и смолкла; уж не захочет ли он поросенка?
– Хорошо, что свиненок остался, – как-то вроде равнодушно сказал Корнила, встал и подался в угол, что-то перебрал там в железяках и наконец вытащил кривую длинную проволоку, которую взялся рубить на гвозди.
– Остался, ага. Но... Ладно, бери поросенка. Отдам.
– С полпуда будет?
– Будет с полпуда. Упитанный, хороший поросенок, – упавшим голосом похвалила Степанида и удивилась при мысли: неужели она его отдаст? С чем же тогда останется?
– Ну, разве за свиненка, – оживился немного Корнила. – Ну, и это... По теперешнему времени товар! Для чего тебе только?
– А это уж мое дело. Надо!
– Ну известно. Если, может, в лес кому? Товар ходовой, хороший.
Корнила немного подумал, потом выглянул из дверей, прикрикнул на собаку и молча рукой махнул Степаниде, чтобы шла следом. Во дворе они перелезли через низкие воротца на зады усадьбы, заросшие кустами смородины, крыжовника, молодым вишняком. Под тыном среди лопухов и крапивы Корнила поднял пласт слежалых гороховых стеблей, из-под которых выглянул конец чего-то длинного и круглого, будто ступа, с приваренной на хвосте жестянкой. Это была бомба.
– Во! – со сдержанной гордостью сказал он и быстренько опять накрыл ее. – Полцентнера будет. Силы!
Степанида слегка заволновалась, может, впервые почувствовав, какую навлекает на себя опасность. Но отступать было поздно – пускай берет поросенка.
– Запрягу коня... Только ночью чтоб. Как стемнеет, так и привезу.
– Ну, конечно же, как стемнеет, – тихо согласилась она.
Глава двадцать шестая
Еще до того как начало смеркаться, Степанида обеспокоенно вышла во двор, выглянула в воротца, постояла за тыном, все всматриваясь в дорогу, в сторону Выселок. Она понимала, что еще рановато, что Корнила не выедет, пока совсем не стемнеет, сам же сказал об этом, а человек он основательный, как сказал, так и сделает. Но она не могла ждать в хате, она даже ничего не ела сегодня и не топила грубку, так ей не терпелось дождаться приезда Корнилы, потому что – не дай бог! – налетит полиция! Что тогда будет обоим?
С полицией она уже встречалась сегодня в местечке, куда пошла сразу от Корнилы из Выселок, добралась-таки до тюрьмы в церковном склепе. За то время, пока она не была в местечке, полицаи здесь хорошо и прочно обосновались – к полуразрушенному каменному остову церкви сделали пристройку из теса, навесили тяжелые двери, при которых теперь стоял часовой с винтовкой. Она даже обрадовалась, когда узнала в этом часовом Недосеку Антося, и подумала, что, верно, ей повезло. Обойдя широкую дождевую лужу, сразу повернула с площади к этим воротам, намереваясь как можно ласковее спросить про Петрока, а может, и передать корзинку. Но Недосека еще издали остановил ее злым окриком:
– Назад! Нельзя!
– Это я, Богатька из Яхимовщины, – сказала Степанида, останавливаясь и подумав, что он ее не узнал. Но и после ее слов черное, цыгановатое лицо Недосеки осталось прежним – недоступным и строгим.
– Сказал, назад! Запрещено.
– Я только спросить, здесь ли Петрок?
– Говорю, запрещено! Назад!!
«Ах, чтоб ты очумел! – зло подумала Степанида и в недоумении перехватила корзинку с одной руки на другую. – Что теперь делать?»
– Скажите только, куда посадили? – также начиная злиться, попросила она. Но Недосека выглядел таким неприступным, каким она никогда не видела его. Будто его подменили кем-то. Недолго постояв, она попыталась незаметно подойти к нему ближе.
– Не подходи! Применю оружие! – вызверился полицай, хватая с плеч знакомую винтовку с расколотым и склепанным железкой прикладом.
Она молча постояла немного, повернулась и пошла назад, на другую сторону грязной немощеной площади, где в аккуратно побеленном каменном доме с балконом расположилась теперь полицейская управа. Она думала, может, там встретит кого из знакомых, спросит, но издали еще увидела на ступеньках какое-то мурло в шинели с винтовкой, также, верно, часового. Нерешительно перейдя площадь, она остановилась возле телеграфного столба с подпоркой, поставила на сухое место в траве корзину и ждала появления Гужа или Колонденка, чтобы спросить. Но, как назло, из управы никто не выходил – или они были заняты чем, или никого там не было. А она все стояла на ветру, который сеял мелким промозглым дождем, ее платок пропитался влагой, стыли мокрые руки, но она терпеливо ждала, не сводя взгляда с закрытых дверей полиции. Она не сразу услышала чьи-то шаги по грязи и, резко оглянувшись, увидела учителя Свентковского, который торопливыми шажками направлялся в полицию. Правда, он сделал вид, что не узнает ее или не замечает, и даже пригнул голову в шляпе, наверно, чтобы не здороваться. Но она с последней надеждой подалась к нему, вспомнив, что человек он незлой, может, скажет два слова.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
