– Я убежала, – прошептала она. – Вместо того чтобы помочь отцу, я его бросила.
У Картера потемнело в глазах.
– Не надо себя винить. Твой отец, Кэт… Он велел тебе убегать.
Персик застыла. Картер снова закрыл глаза и сцепил руки на ее спине, вдруг испугавшись, что она сейчас убежит. Этого он не допустит. Ему нельзя ее терять.
– Что?
– Отец велел тебе убегать.
Она запрокинула голову. По ее глазам Картер понял: части загадки, которую она шестнадцать лет пыталась разгадать, теперь медленно вставали на свои места. Только бы она не делала поспешных выводов, а потерпела бы, пока он ей все объяснит. И постаралась бы понять.
– Картер… откуда ты… это знаешь? – дрогнувшим голосом спросила она.
Он вдруг пожалел, что затеял этот разговор. Наверное, есть тайны, которые лучше не трогать. Есть правда, которая бьет наотмашь и ломает все, что с таким трудом удалось построить.
– Как – откуда? Ты мне сама вчера ночью рассказала, – соврал он.
Ответ ее не убедил. Изумрудно-зеленые глаза впились в лицо Картера. Колесики в ее мозгу лихорадочно крутились, соединяя куски головоломки. Персик вырвалась из его рук и попятилась.
У Картера зашлось сердце.
– Я… я хочу знать, что́ ты помнишь.
Его руки повисли, как плети. Без нее руки были ему не нужны.
– Зачем? – спросила она. В ее голосе появилась злость. – Зачем тебе это надо, Картер?
Он шагнул к ней, но она отпрянула от его протянутых рук.
– Затем, что я… – Он тер руки о намокшую шапочку. Ему было страшно. – Я был… потому что… Персик.
– Почему? – закричала она.
Казалось, от звука ее голоса тучи прорвало, и дождь хлынул со всей силой. Они этого не заметили. Картер оцепенел. Он смотрел только на нее. Поднял руки, но тут же опустил. И дернуло же его вспомнить песню Реддинга! Неужели он умеет только портить, не думая о последствиях?
Задавать эти вопросы было поздно.
– Потому что я там был.
Картеру показалось, что ее взгляд сдирает с него кожу. Его ноги подкашивались. От великолепно проведенного дня не осталось и следа. Персика трясло. Она что-то бормотала себе под нос. Потом закрыла глаза, продолжая бормотать.
– Нет. Нет. Нет, – повторяла она. – Я не могла… не могла.
Струи дождя стучали по плечам и спине Картера.
– Это был я, – прошептал он. – Я, Кэт.
Она смотрела на него так, словно видела впервые. Потом открыла рот, но Картер заговорил снова:
– Я был неподалеку от реабилитационного центра, куда приезжал твой отец. Мы с Максом подрались. Я расквасил ему нос. Пришлось тащить его к друзьям. Потом я вышел покурить и вдруг услышал крики. Хотел узнать, в чем дело. Завернул за угол и тогда… увидел их. И тебя. Кто-то ударил твоего отца бейсбольной битой.
– Замолчи! – прохрипела Кэт.
– Потом другой отморозок ударил тебя.
– Замолчи, Картер!
– Отец велел тебе убегать, но ты его не послушалась. Почему?
– Замолчи! Слышишь?
– Нет!
Картер подскочил к ней и обнял. Она отбивалась. От дождя ее руки стали скользкими, и Картер с трудом ее удерживал. Персик молотила его по рукам и груди, требуя отпустить ее. Но он не отпускал. Не мог.
– Я схватил тебя, – продолжал Картер, не слушая ее криков. – Схватил и побежал. Кэт, мне еще никогда не было так страшно. Я изо всех сил тащил тебя, а ты отбивалась. Совсем как сейчас и как вчера. Но я не мог тебя отпустить. Понимаешь? Они бы убили и тебя.
Кэт рыдала у него на руках. Ноги отказывались ее держать.
– Мы забежали в парадную пустого дома, упали на пол. Меня удивили твои волосы, Кэт. Они пахли персиками. Я не знал, как тебя зовут, и назвал Персиком. Моим Персиком.
– Немедленно меня отпусти! – крикнула она.
В ее голосе было столько ярости, что Картер разжал руки и отошел. Подбежав к нему, она с размаху ударила его по лицу.
Вокруг шумел дождь. Картеру было невыносимо видеть ненависть в ее глазах. Он и сейчас чувствовал страх, похожий на тот, давний. Но он должен был высказаться до конца.
– Я удерживал тебя, – скороговоркой продолжал он. – Два долбаных часа, в холодном парадняке. Говорил с тобой.
– Ты… – Кэт задохнулась от ярости. – Ты мне помешал… – Она хватала воздух вперемешку с дождем. – Я бы могла… Я бы обязательно… Это был мой отец!
Картер повернулся к ней спиной. На таком дожде его сердитые, отчаянные слезы были незаметны. Но Картер все равно не хотел, чтобы она видела его лицо.
– Отец велел тебе убегать. Я не мог ждать, когда кто-нибудь из них тебя убьет.
– Ты не имел права!
– Ах, права? – сердито выкрикнул он. – Кэт, твой отец думал о твоем спасении. Я… тебя спас! Это ты понимаешь?
– Нет, Картер, ты меня не спас! Осталась моя внешняя оболочка. В тот вечер я умерла вместе с отцом!
Картер смотрел на нее. Он бы не удивился, если бы она сейчас набросилась на него с кулаками. Откуда вообще у нее такие мысли?
Кэт вдруг стала на удивление спокойной. Пугающе спокойной. Разинув рот, Картер наблюдал за ее движениями.
– Мне… Мне нужно… Я…
С этими словами она прошла туда, где лежали ее промокшая куртка и не менее мокрая сумка. Она шлепала по лужам, совсем не думая о мокрых ногах.
– Кэт! – взмолился Картер. – Не уходи… Прошу тебя!
Он схватил ее за руку, но она тут же вырвалась, оттолкнув его.
– Не смей меня трогать! – закричала она, размахивая пальцем возле самого носа Картера. – Ты гнусный врун! Ты такой же, как все они! Не смей ко мне приближаться!
Это было куда больнее пощечины. И намного обиднее.
– Я тебе ни разу не соврал! – закричал Картер, чувствуя, как и в нем нарастает ярость. – Почему ты упрекаешь меня во лжи?
– Ты молчал и ничего мне не рассказывал! – Она снова отпихнула его. – Как у тебя хватило совести знать и молчать? Ты ничем не лучше их. Грязный, отвратительный врун!
Картер понурил плечи. Это его добило.
– Я не могу… не могу находиться рядом с тобой. Я должна…
Схватив сумку, Кэт со всех ног бросилась прочь.
Картер побежал следом, взывая к ее разуму. Спрашивал, не ищет ли она приключений в глубине Центрального парка, когда уже стемнело. Кэт не отвечала. Он легко мог бы догнать ее и опрокинуть на землю, как шестнадцать лет назад. Но что это даст?
Она его ненавидела и не хотела быть рядом.
Она назвала его вруном.
Врун ли он?
