— Даш, у тебя тоже прекрасная мама, — поспешил заверить он жену.
— Ну, трения все же случаются.
— А что ты хочешь, она учительница все-таки. А я мент. Та еще парочка. Даш, ты же знаешь, даже если твоя мама чем-то недовольна, я не обижаюсь. В конце концов, она мне сделала самый большой подарок в жизни — родила тебя. — Он потянулся и поцеловал жену в щеку.
Дашка счастливо засмеялась.
— А тут еще и это… с Пал Палычем… все-таки очень некрасиво получилось. Не в том плане, что он ей предложение сделал, а то, что все узнали. Теперь я перед ней виноват.
Они оба помолчали. Саша осторожно катил коляску, стараясь не тревожить дочерей, — пусть поспят подольше. Дашка шла рядом, наслаждаясь прогулкой, комплиментами мужа и отчасти своим положением матери, родившей это чудо природы — двойняшек. Она беззаботно помахивала рукой, и на лице ее блуждала умиротворенная улыбка.
— Даш, а ты стихи сейчас пишешь? — спросил Бухин жену, бережно спуская коляску на мостовую. — Или тебе с малышней некогда?
— Не тряси так, — попросила Дашка, — проснутся. Стихи я всегда пишу. Независимо ни от чего. Они из меня сами выливаются. А почему ты спросил?
— Ну… не даешь ничего последнее время.
— А ты сам не хочешь!
— Даш, давай поссоримся, — задушевно попросил муж, и она засмеялась.
— Если тебе интересно, то они все в прикроватной тумбочке лежат. Бери и читай. Я их не прячу. Ну и о театре я в последнее время написала несколько стихотворений, — сообщила Даша.
— А почему о театре?
— Ну, ты же, когда приходишь домой, все время что-то о театре рассказываешь. И потом, я ведь люблю театр… хоть мы последнее время нигде и не бываем.
— Вот Саньку и Даньку кормить бросишь…
— Нет, — испуганно сказала жена. — Рано еще!
— Во-первых, они скоро все подряд есть станут. Бабуля им вчера по баранке дала, так харчили!
— Им просто зубы хотелось почесать. Они больше перемазались, чем съели.
— Они тебя не кусают? — озабоченно осведомился Сашка.
— Еще чего! Родную мать кусать. Но, ты знаешь, руки уже распускают. Вчера Санька меня так ущипнула! Саш, если хочешь прямо сейчас, то вот! — Дашка порылась в сумке и вытащила несколько исписанных листков.
— Давай, — обрадовался он.
Они уселись в небольшом дворике, под сенью лип, и пока Дашка слегка покачивала коляску, озабоченная тем, чтобы дочери не проснулись, Сашка жадно вчитывался в беглые, написанные рукой жены строчки:
Какой репертуар! Я и умру, играя —
Что собственную смерть мне стоит пережить?
Распутница — гляди — открыты двери рая,
Притворщицам одним в них не дано входить.
Что делать мне с тобой, беспечная особа?
Комедиантка, фарсы — это для тебя.
Офелия?[38]Да брось! И что тебе Гекуба?[39]
Ты прожила всю жизнь, саму себя любя…
И амплуа твое — солидная матрона,
Кухарка, мать семьи — почтенная карга…
Ты рвешься представлять любовную истому?
Да в зеркало взгляни ты на себя сперва!
Ну что ты! Ну, не плачь! Я пошутила, право,
Утрись. Весь грим сойдет, куда тебя теперь…
Угомонись, к чему трагедий нам отрава,
Ведь нам пора кукушку слушать, не свирель!
Зачем так близко к сердцу? Не держи обиды.
Какая осень! Красок буйство, торжество…
Свинья не съест, и Бог, должно быть, нас не выдаст.
И слез твоих не стоит это ремесло!
Дашка безразлично смотрела в сторону, но муж видел, что она волнуется. Как странно, волшебно и необыкновенно преломляется все, что она видит, слышит и воспринимает! Вот и то, что он рассказывал ей о театре и своей работе, воплотилось в эти немного путаные, но все равно замечательные стихотворные строчки… Он развернул следующий лист:
Играть до последнего! Пусть не узнает никто,
Как холодно в доме, и пыльно, и тихо, и страшно.
Всю жизнь пересечь, запахнув поплотнее пальто,
Как улицу темную ночью, шагая отважно.
Я женщина, что вы! И я не пойду в темноту!
Я буду вязать у камина носки и перчатки,
И гулкую слушать ночами двора пустоту,
Боясь коридором пройти не спеша, без оглядки.
Я буду сидеть до последнего. В этом углу
Поставим приемник, собаку мы купим и кошку.
А вечером — дома. Пусть льет за окном. И во мглу
Не я побегу по размокшей и скользкой дорожке.
Здесь — будет кровать. Я детей нарожаю на ней.
И я не пойду никуда, как меня ни гоните…
Играть до последнего. Петь до скончания дней.
Придумывать все, если нет в нашей жизни событий…
Грустное стихотворение. Дашка, конечно, пишет иногда такие вещи, которые ее совершенно, никаким боком не касаются. Но она чувствует, что происходит с другими людьми. Непонятно, как являются к ней образы и как она преломляет их через себя… Сашка понимал только, что он женат на совершенно необыкновенном существе, которое сидит сейчас себе рядом, помахивает сорванной веточкой над коляской, чтобы мухи не докучали дочерям, дома варит борщ и иногда сочиняет не совсем понятные стихи. Впрочем, почему не совсем понятные? Он же все чувствует и понимает, а посторонних это не касается.
Нарцисс[40]— в себя влюблен, а страстный бык — в Европу[41],
Я влюблена в тебя, а в Иванова — ты.
А Иванов — в компьютер. Уходя с работы,
Ему он оставляет в вазочке цветы.
Италии сапог влюблен в Лазурный Берег,
Туманный Альбион об Африке грустит…
