Его вырвало солёной водой.
Он завозился, развернулся, высунулся наружу, тяжело дыша, лег грудью на невысокий борт – и его вырвало еще раз.
Что-то яркое мелькнуло среди волн, мягко шлепнулось о борт. Это был капитан Ларионов в своем костюме. Иван поймал его за руку, подтянул ближе, перехватил и потащил на плот: сначала одну ногу забросил, потом другую, потом попытался тело поднять, но сам едва не вывалился наружу. В конце концов ему удалось поднять Чистого под тент. Но эти усилия не прошли для него даром: открылись раны, а в голове помутилось. Пару минут Иван еще держался неимоверным усилием воли, но потом глаза его закатились, и он, бездыханный, повалился на залитое водой надувное днище…
91
На третий день после ужасной бойни мичман Теребко пришел в деревню дикарей.
Перешагнув незримую границу селения и увидев людей, он медленно опустился на колени и вытянул перед собой пустые руки. Вскоре вокруг него собралась толпа, в основном женщины и дети. Мужчины тоже были здесь, но они держались поодаль. И только с появлением Главы Совета они подошли к чужаку ближе.
– Зачем ты пришел? – спросил Борис Юдин, присев перед моряком и удивленно рассматривая его лицо – таких глубоких стариков Борису видеть не доводилось. Он разглядывал морщины вокруг глаз и на лбу, седые волосы и дряблую кожу рук и вспоминал своих учителей – всех, кого он еще помнил.
– Мои люди мертвы, – сказал мичман. – Их всех убил мут, и мы ничего не могли с ним сделать.
– Это была Ламия, – догадался Борис.
– Я не хочу возвращаться, – признался Теребко. – Я устал. Мне всё надоело. Если хотите, можете меня казнить, я это заслужил. Если помилуете, я хотел бы жить вместе с вами. Вряд ли мне долго осталось.
– Ты помнишь старое время? – спросил Борис.
– Кое-что помню.
– Тогда ты должен многое нам объяснить!..
Молчаливая толпа провожала их через всю деревню.
Какая-то девушка, прикрывая лицо рукавом, вынесла лепешку, протянула её мичману. Он принял дар, поклонился и сразу же вгрызся в еду. Лица мужчин чуть смягчились, многие убрали оружие – они еще не верили чужаку, но они доверяли Главе Совета.
Борис провел моряка в резиденцию, усадил его в горнице на свету, прикрыл дверь и встал у стены. Похоже, он совсем не боялся чужака, не ждал от него ни хитрости, ни подлости.
– Вы убили Ламию? – спросил он негромко.
– Того мута? – Мичман покачал головой. – Нет. Это был настоящий демон. Я уцелел чудом. Еще пять человек дышали, когда я их нашел, но ни один не пережил ночь.
– Её нельзя убить, – кивнул Борис. Теперь он выглядел успокоенным. Но вот тревога опять легла тенью на его лицо:
– А те люди, что на корабле, – они могут её убить?
– У них больше возможностей… – Мичман, поразмыслив, кивнул. – Пожалуй, они могли бы это сделать. Если их предупредить. Если они подготовятся.
– Не надо!
Борис порывисто шагнул вперед. Кулаки его сжались. Удивленный мичман посмотрел на него.
– Почему? Я думал, ты хочешь, чтобы мы убили эту тварь. Я мог бы замолвить словечко, если это как-то исправит то, что мы здесь натворили.
– Не нужно! Напротив, я хочу, чтобы она жила.
– Не понимаю.
– Никто не понимает. – Борис огляделся, будто подозревал, что его могут подслушивать. – Ламия – наша защита. Она – слуга Кодекса…
Ему так хотелось поделиться тайной, рассказать чужаку, что пахучие метки Ламии отпугивают других мутантов, что обычные муты боятся её и обходят стороной места, где она бывает. Он мог бы описать ему, как готовится походная мазь для обуви охотников – в ее состав входят экскременты Ламии, собранные на местах её кормёжек. Охотники, сами того не подозревая, распространяют пугающий мутов запах далеко за пределы деревни.
Борис давно считал, что все члены общины должны знать о том, как Ламия делает их жизнь безопасней. Люди должны полагаться не на привычные ритуалы, а на знание.
Но Первые Учителя считали иначе. Во главу угла они ставили Ритуал – его проще и быстрей освоить, чем получить настоящее Знание. И сохранить Ритуал, передавая его от поколения к поколению, намного легче, несмотря на регресс общества, на его одичание. Одна книга – Кодекс – описывала всё необходимое для существования племени. А сколько книг потребовалось бы дополнительно, чтобы объяснить все оставленные предками правила?
Борис не знал, для чего основателям общины было так важно сохранить главную тайну Ламии. Почему они скрывали, кто она? Боялись очернить братьев-заступников? Возможно. Хотели, чтобы Ламия отличалась от остальных мутов? Пожалуй. Первые Учителя, конечно же, понимали, что загадка и страх всегда взаимосвязаны. Наверное, они рассчитывали, что незнание станет причиной пугающих домыслов, страшных баек и легенд. Так всё и вышло.
А может быть, Первые Учителя боялись, что люди, узнав, кто такая Ламия, решат и своих мутировавших родственников не убивать, а отпускать на волю? Ведь если это однажды сделал один из братьев-заступников, значит, ничего страшного в этом нет, значит, это одобряет Кодекс, это может быть правильным и даже полезным…
Наверняка основатели общины знали, что делали, когда запретили обсуждать происхождение Ламии. Прошло не так много времени – и вот уже никто не помнит того, о чем знает единственно задержавшийся на этом свете Борис: то, как появилась Ламия, и её настоящее имя.
Она была женой одного из братьев-заступников, матерью его детей. Она дала начало одному из лучших родов в общине. А звали её Машей.
Однажды она мутировала, но еще живой Николай Рыбников не позволил её убить, как требовал Кодекс. Он собрал выросших детей Маши, и они вместе отвели мать далеко в лес. Николай решил кормить её досыта, чтобы она не вредила общине, – когда-то давно, добираясь к точке, указанной братом Степаном, Николай Рыбников встретил людей, защищающих подобным образом свой город. Те люди отлавливали на дорогах чужаков и приносили их в жертву мутам.
Николай принес в жертву животных.
Собрав всех Рыбниковых, он отправился на первую Большую Охоту. А вернувшись, своей рукой вписал в Кодекс несколько правил, еще не зная, что начинает новую главу, посвященную Ламии.
Вряд ли он тогда предполагал, что мут может стать защитником деревни. Но, несомненно, он видел, что Ламия отличается от других мутантов…
– Ты можешь остаться, – Борис повернулся к мичману. – Мне нужен человек, который помнит старое время. Но тебе придется много работать. Слишком многое мы забыли.
– Я готов, – сказал Теребко.
– Но если Ламия убита… – Глава Совета нахмурился. – Если её больше нет… Тогда жизнь здесь скоро изменится к худшему.
Мичман пожал плечами:
– Вряд ли я протяну долго.
