Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Итак, если женская полнота — это сексуальность и способность к деторождению; если еда — это проявление уважения со стороны социума; если сидение на диете равносильно голоданию; если женщины должны потерять 23% своего веса, чтобы соответствовать стандарту «железной девы», а хронические психологические нарушения возникают при потере 25% веса; если голодание вызывает упадок сил и подрывает физическое и психическое здоровье, а женская сила, сексуальность и самоуважение представляют собой угрозу для сложившихся в обществе устоев; если женская журналистика спонсируется индустрией, оцениваемой в $33 млрд, чей капитал построен на политическом страхе перед женщинами, тогда мы можем понять, почему «железная дева» такая худая. Худой «идеал» привлекателен не с эстетической точки зрения — он красив как политическое решение.
Непреодолимое желание быть похожими на «железную деву» — это не свободный выбор женщин, нечто банальное и несерьезное. Напротив, это очень серьезно, и нас толкают к этому, чтобы сохранить существующую расстановку политических сил. Если взглянуть на проблему с этой точки зрения, то трудно даже представить, чтобы на данном этапе исторического развития женщин не вынуждали худеть.
Идеология голодания уничтожает феминизм: то, что происходит с телом женщины, происходит и с ее сознанием. Если женские тела считаются и всегда считались «неправильными», а мужские—правильными, то получается, что женщины всегда неправы, а мужчины — правы. Если феминизм учил женщин больше ценить себя, то голод учит уничтожать в себе чувство собственного достоинства. Если женщину можно заставить сказать «Я ненавижу свои толстые бедра», то это способ, с помощью которого ее заставили ненавидеть свою женственность. Чем более материально независимыми, самостоятельно распоряжающимися своей жизнью, образованными и сексуально свободными становились женщины во внешнем мире, тем более бедными, не контролирующими ситуацию, глупыми и сексуально неуверенными в себе их заставляли чувствовать в их собственных телах.
Голод заставляет женщину ощущать себя бедной и мыслить в категориях психологии бедности. Богатая женщина, сидящая на диете, ощущает себя во власти экономики бедности: редкая женщина, зарабатывающая $100000 в год, позволяет себе потреблять 1000 килокалорий в день. Голод заставляет успешных женщин чувствовать себя неудачницами: женщина-архитектор обнаруживает, что вся ее работа рушится; женщина-политик, которая курирует масштабные долгосрочные проекты, начинает зацикливаться на деталях, подсчитывая количество калорий в каждом съеденном кусочке; женщина, которая может позволить себе путешествовать, не в состоянии «позволить себе» калорийную заграничную кухню. Это отравляет любое событие в жизни женщины. Те из них, кто только вырвался из плена каждодневных сиюминутных забот, вынуждены вернуться назад, к осознанию своей экономической зависимости. Вирджиния Вульф считала, что если «пообедал плохо — плохо думается, плохо любится, не спится»[23]. «От говядины и чернослива в душе не затеплится свет», — писала она, сравнивая приводящую в уныние скудную еду в женских колледжах с той, что ели студенты богатых мужских колледжей, — большое блюдо морских языков под белоснежным покрывалом сливок». Но теперь, когда некоторые женщины наконец добились стипендии £500 в год и отдельной комнаты, они вынуждены вновь вернуться к 100 г вареной говядины, трем черносливинам без сахара и незажженной лампочке.
Анорексичка может начать свой путь голодания как вызов обществу, но с точки зрения общества, где господствуют мужчины, она заканчивает его идеальной женщиной. Слабой, асексуальной и безгласной. Она с трудом может концентрировать свое внимание на чем-то, находящемся за пределами ее тарелки. Женщину в ней убили. Ее там почти нет. Когда видишь ее в таком состоянии, лишенную женственности, со всей ясностью понимаешь, что опасные представления массового сознания создали «жизненно важную ложь» в виде скелетообразной женской красоты. Будущее, населенное анорексичными женщинами, — это одно из немногих возможных вариантов спасения существующего распределения богатства и власти от притязаний на них со стороны женщин, борющихся за равноправие.
Теоретики в вопросах анорексии, фокусирующие свое внимание на отдельной женщине, пусть даже в контексте ее семьи, упускают из виду тактический смысл этой борьбы. Экономический и политический ответный удар, направленный против женского аппетита, действует на нас намного сильнее, чем динамика развития семейных отношений.
Это явление больше нельзя объяснять как проблему отдельного индивидуума. Если от 60 до 80% студенток колледжей не могут нормально есть, трудно поверить в то, что в этом виноваты от 60 до 80% семей. В воздухе витает болезнетворный вирус. Он был создан вполне сознательно и со вполне определенной целью. И молодые женщины подхватывают его.
Подобно тому, как худая «железная дева» на самом деле не является красивой, анорексия, булимия и даже обжорство, если рассматривать их как символы, не являются собственно болезнями в строгом понимании этого слова. Они начинаются, по словам Сьюзен Орбах, как вполне разумная и психически здоровая реакция на нездоровую социальную действительность, в которой большинство женщин могут чувствовать себя «правыми», только находясь в состоянии хронического голодания. Анорексичка отказывается следовать предписанному женщинам циклу похудения — при помощи голодания она становится хозяйкой положения. Больная булимией может признавать безумие культа голодания, уже заложенное в нем поражение, а также то, что он лишает ее удовольствия. Психически здоровый человек будет сопротивляться необходимости делать выбор между едой и сексуальностью, а в наше время сексуальность покупается путем поддержания «официально признанных» форм тела. При помощи вызывания рвоты она обходит этот мазохистский выбор. Болезни, связанные с нарушениями пищевого поведения, часто интерпретируются как симптомы невротической потребности в контроле. Но ведь это, несомненно, является признаком психического здоровья, если ты пытаешься контролировать то, что пытается контролировать тебя, особенно если ты — одинокая молодая женщина, а тебя пытается контролировать мощная индустрия, существующая за счет потребностей установленного мирового порядка. Применительно к нарушениям пищевого поведения самооборона — это обстоятельство, смягчающее вину. В отличие от сумасшествия в самообороне нет ничего постыдного.
Женская истерия, которая в викторианскую эпоху казалась загадкой, в наше время становится вполне понятной и объяснимой, если учесть, что общество требовало от женщин отказывать себе в сексе и заточать себя в четырех стенах. Анорексию понять так же легко. Если в XIX в. истерия была естественным проявлением для асексуальной женщины, запертой в своем доме, то в конце XX в. таким же естественным для голодной женщины проявлением стала анорексия.
Анорексия распространяется, потому что это работает. Она решает дилемму молодой женщины, которая сталкивается с культом голодания и должна защищаться от сексуальных домогательств на улице и от принуждения к сексу. Рабочие со стройки не пристают к ходячим скелетам. Отсутствие жира означает отсутствие груди, бедер, ляжек или попы, что в данном случае и требуется. Женские журналы говорят женщинам, что они могут контролировать свое тело, однако, пережив сексуальные домогательства со стороны мужчин, они знают, что не могут контролировать то, на что, как им говорят, их тела провоцируют мужчин. Наша культура предлагает молодым женщинам два варианта того, каким они могут воображать свое тело: с одной стороны, это — порнографический образ, с другой — образ анорексички. Первый — для ночи, второй — для дня. Один — для мужчин, второй—для других женщин. И женщина не может отказаться подбрасывать эту монетку, так же как не может потребовать мечту получше. Но иметь тело анорексички безопаснее, чем тело из порнографического журнала.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
