– Нас выпроводили, – вызывающе отвечает Джейк, не отрывая глаз от экрана.
– Почему? Что вы сделали?
– Учитель говорит, что мы должны смотреть, как творится история, – самодовольно объясняет Лорна.
– Вот мы и смотрим, в этом же нет ничего плохого? Как насчет чая, мам?
Учитель прав. История и в самом деле творится. Дети смотрят, Манди смотрит. Даже Кейт, которая не считает, что на внешней политике можно выиграть выборы, смотрит из дверей кухни. Рушится Берлинская стена. Хиппи с обеих сторон прыгают на том, что от нее осталось. У хиппи с Запада волосы длинные, тупо отмечает Манди. У только что освобожденных хиппи с Востока – короткие, еще не успели отрасти.
* * *
В полночь поезд доставляет Манди на вокзал Кингс-Кросс. Из телефона-автомата он набирает номер, по которому положено звонить только при чрезвычайных обстоятельствах. Голос Эмори просит оставить сообщение. Манди говорит, что сообщить ему нечего, просто он хочет знать, не должен ли он что-нибудь сделать. Сие означает, что он очень боится за Сашу, но слишком хорошо вышколен, чтобы сказать об этом вслух. Ответ получает, когда приезжает домой, на Эстель-роуд, только оставлен он на его автоответчике шестью часами раньше. «Завтра никакого сквоша, Эдуард. Корты подновляются. Сиди тихо и пей воду. Tschuss». Он включает телевизор.
Мой Берлин.
Моя Стена.
Мои толпы разрушают ее.
Мои толпы штурмуют штаб-квартиру Штази.
Мой друг заперт внутри, ждет, когда его примут за врага.
Тысячи документов Штази выбрасывают на улицы.
Подождите, пока прочтете обо мне: Тед Манди, секретный агент Штази, английский предатель.
В шесть утра он идет к телефону-автомату на Константин-роуд, вновь набирает чрезвычайный номер. Где звонит телефон? На Макаронной фабрике? Да кому теперь нужно обманывать Штази? У Эмори дома… и где он живет? Манди оставляет еще одно бессмысленное сообщение.
Вернувшись на Эстель-роуд, лежит в ванне и слушает северогерманское радио. Бреется с особым тщанием, готовит завтрак победы, но есть ему не хочется, и он оставляет бекон на крыльце для соседского кота. Не зная, чем себя занять, направляется в Хит, но приходит на Бедфорд-сквер. Его ключ открывает первую дверь, но, сколько он ни жмет на кнопку звонка, миловидная английская девушка с перстнем отца на правой руке не приглашает его войти. В приступе раздражения он изо всех сил дергает за ручку, потом дубасит кулаком по двери, отчего включается охранная сигнализация. Синяя лампа мигает над крыльцом, когда он спускается по ступенькам, едва не оглохнув от трезвона.
Из телефона-автомата на станции подземки «Тоттнем-Корт-роуд» он в третий раз звонит по чрезвычайному номеру, и наконец-то трубку берет сам Эмори. С другого конца провода доносятся немецкие голоса, и Манди предполагает, что его соединили с Берлином.
– Какого хрена тебя понесло на Фабрику? – спрашивает Эмори.
– Где он? – отвечает вопросом на вопрос Манди.
– Исчез с наших экранов. Нет ни в офисе, ни дома.
– Откуда вы знаете?
– Проверили, вот откуда. Чем, по-твоему, мы занимались? Заглянули к нему в квартиру, перепугали соседей. По общему мнению, он почувствовал, куда дует ветер, и смотался до того, как его забили бы на улице дубинками.
– Позволь мне его поискать.
– Прекрасно. Бери гитару, иди и пой около тюрем, пока он не услышит твой золотой голосок. Твой паспорт у нас, на случай, если ты это забыл. Тед?
– Что?
– Он нам тоже дорог, понимаешь? Так что прекрати изображать из себя мученика.
* * *
Проходит пять месяцев, прежде чем он получает первое письмо от Саши. Как Манди их пережил, он не может объяснить и сам. Футбольные уик-энды с Джейком, футбольные уик-энды с Джейком и Филипом. Мерзкие обеды втроем, с Филипом и Кейт, на которых Джейк присутствовать отказывается. Гнетущие уик-энды с Джейком в Лондоне. Фильмы, которые Джейку нужно посмотреть и от которых Манди тошнит. Весенние прогулки по Хиту с Джейком, плетущимся сзади. Бесцельное времяпрепровождение в Британском совете в ожидании благословенного дня досрочного ухода на пенсию по взаимной договоренности…
Прежний знакомый почерк. Синяя бумага конверта авиапочты. Почтовый штемпель Хусума, Северная Германия, адресовано на Эстель-роуд, NW3. Как он узнал мой адрес? Ну конечно, я же указывал его в заявлении на получение визы тысячу лет тому назад. Манди задается вопросом, а откуда ему знаком город Хусум. Ну конечно, там же жил Теодор Шторм, немецкий писатель девятнадцатого века, автор «Всадника на белом коне». Доктор Мандельбаум читал мне этот роман.
«Дорогой Тедди!
Я забронировал два роскошных „люкса“ на твое имя в отеле „Дрезден“ в Бад-Годесберге на ночь 18-го. Привези с собой все, что у тебя только есть, но приезжай один. Я не хочу прощаться с мистером Арнольдом, который может катиться на хер. Я приехал в Хусум, чтобы убедиться, что герр пастор похоронен должным образом. Я сожалею о том, что он не дожил до нынешних светлых дней и не увидел, как наш дорогой фюрер аннексировал Восточную Германию с помощью божественных дойчмарок.
Твой брат во Христе, Саша».
Саша похудел, хотя никогда не отличался лишним весом. Западный супершпион забился, как заморенный голодом ребенок, в угол кресла, достаточно большого, чтобы вместить троих таких задохликов.
– Это же природное явление, – настаивает Манди, надеясь, что голос не переполнен извиняющимися нотками. – Все накапливалось, как вода за дамбой. И едва Стена рухнула, процесс стал необратимым. Винить тут никого нельзя.
– Я виню их, спасибо тебе, Тедди. Коля, Рейгана, Тэтчер и твоего скользкого мистера Арнольда, который давал мне ложные обещания.
– Ничего такого он тебе не давал. Говорил правду, какой ее тогда видел.
– Учитывая его профессию, он должен был знать, что правда, какой он ее видел, на поверку всегда ложь.
Они вновь замолкают, в отличие от Рейна, который не замолкает никогда. Хотя на дворе ночь, мимо окон по реке нескончаемой чередой тянутся баржи, их тени гуляют по стенам, и кажется, что они проплывают по комнате. Натриевые лампы на фонарях, выстроившихся вдоль берега, освещают овальный потолок. Иной раз стены освещаются сверкающими, как рождественская елка, прогулочными корабликами. По прибытии Манди Саша подвел его к окну и прочитал небольшую лекцию: на том берегу реки, Тедди, ты видишь отель на вершине горы, в котором проживал ваш Невилл Чемберлен, когда отдавал Гитлеру половину Чехословакии. А в отеле, где мы сейчас находимся, посмею предположить, что в этих самых «люксах», наш дорогой фюрер согласился принять щедрый дар Чемберлена. Как бы фюреру хотелось находиться в этот вечер с нами, Тедди. Восточная Германия аннексирована, Великая Германия восстановлена, Красная угроза устранена. И завтра можно снова приступать к завоеванию мира.
