– Ну, всё, – рассмеялась Лида, – мужчины озаботились глобальными проблемами. Особенности национального менталитета, от них никуда. Пойдём-ка, Юля, озаботимся чаем да поговорим о своём, о девичьем.
– Покурить бы… – мечтательно протянул Вадим. – Вы курите, Александр?
– Курю.
– А вот с куревом марш на балкон! – тут же распорядилась хозяйка. – На улице тепло, а тут дети.
Они вышли на балкон, откуда открывался вид на Финский залив, в который садилось остывающее вечернее солнце. По заливу шёл белый рефрижератор, сопровождаемый серо-голубым поджарым сторожевиком.
– Мяса на неделю, не меньше, – сказал Костомаров, глядя на теплоход. – Да, Время Тьмы кончается.
– У меня такое ощущение, – Свиридов с наслаждением затянулся сигаретой, – что Россия от века и поныне служит полигоном для социальных экспериментов. Вот и ещё один опыт оказался неудачным: не прижился у нас капитализм со всеми его плюсами и минусами.
– Наши олигархи вовремя поняли, что никто на Западе не ждёт их с распростёртыми объятьями – Боливар не вынесет двоих.
– Точнее, их заставили это понять.
– Да, – согласился Вадим, – заставили. И деваться им некуда: надо обустраивать свою страну, а не надеяться на тепленькое местечко под чужим солнцем.
– Вопрос в том, как именно обустраивать. Сейчас наши новые военные вожди – люди на своём месте. Их уважают, к ним прислушиваются, но что будет дальше? История полна печальных примеров того, как пламенные борцы быстро расставались со своими идеалами и превращались в жестоких тиранов, не считающихся ни с чем и ни с кем. И снова всё пойдёт по кругу, как уже было в нашем прошлом.
– Вы можете предложить совершенную социальную модель? Или вам нравится то, что лежит в основе United Mankind, и что мы испытали на своей шкуре в недавнем прошлом?
– Знаете, – Алхимик стряхнул пепел, – и в социализме, и в капитализме есть свои положительные черты. Вопрос не в социально-экономической модели, вопрос в другом.
– В чём же именно? – Вадим внимательно посмотрел на Свиридова.
– Вы помните анекдот о нерентабельном публичном доме, в котором переставляли кровати?
– Надо не койки переставлять, а…
– Вот-вот. Чиновник-мздоимец ничуть не лучше хищника-бизнесмена: и одному, и другом ровным счётам наплевать на ближнего своего, да и на дальнего тоже. Недаром жила на Руси вера в доброго царя – это ведь идеальный вариант.
– Остаётся вопрос: где взять такого царя, а заодно и свору придворных, которые будут не на словах, а на деле радеть о благе народном?
– Да дело не только в царе, а в людях вообще. Вроде бы рецепт известен: не убий, не укради, и далее по тексту, однако люди и крадут, и убивают, и считают обман нормальным явлением. Должны измениться люди – без этого все мечты о лучезарном будущем так и останутся утопиями. Есть гипотеза, что разум появился у человекообразных обезьян, долгое время жевавших какую-то чудесную травку. Но, к сожалению, разум этот оказался немножко недоделанным – он получился примитивным с этической точки зрения. Эх, найти бы такую травку, которая превратила бы человека условно разумного в человека настоящего, такая вот у меня детская мечта имеется. И ещё – у Стругацких в их лучшей вещи «Трудно быть богом» есть одна пронзительная фраза: «Было бы хорошо, если бы на этой планете исчезли все люди старше десяти лет». Дети – это чистый лист, на котором можно написать всё что угодно: и «Я вас любил», и матерное слово. А мы пишем на этих листах чёрт знает что…
– Александр Николаевич, – негромко сказал Костомаров, не замечая, что догоревшая сигарета обжигает ему пальцы, – нам с вами надо очень серьёзно поговорить.
* * *
– Теперь вы все знаете, – спокойно сказал Вадим с видом человека, сбросившего с плеч непомерную тяжесть, которую он уже устал нести в одиночку.
Алхимик молчал. Исповедь Повелителя Муз была для него совершенно неожиданной, и в то же время поражала своей фееричностью. «Да ведь мы же с тобой одной крови, – ошарашено подумал Свиридов, – ты и я! Не об этом ли мечтал и я? Я хотел спасти мир от проклятья мёртвого дракона, а этот парень замахивается на нечто большое: он хочет создать людей, на которых это проклятье не будет действовать!».
Как и вчера, они сидели в квартире Костомарова, но уже вдвоём. За окнами бушевало последнее солнце осени, и Лидия с Юлей отправились гулять с детьми, предоставим своим мужьям «озаботиться глобальными проблемами тет-а-тет». Шутливость этой фразы была очевидной для всех четверых: по блеску глаз и повышенной нервозности Вадима Лидия поняла, что разговор с Алхимиком для него очень важен (и даже догадывалась, о чём пойдёт речь, зная специальность их нового знакомого), а Юля почувствовала это чисто интуитивно. Обе женщины были далеко не глупы и обладали редким умением понимать своих мужчин.
– Нам с Лидой удалось установить, что строго дозированный и рассчитанный приём «КК» в течение одного года благотворно влияет на человека, – голос Вадима был всё так же спокоен. – Генетические изменения высвобождают скрытые возможности организма – те самые, о которых столько говорили и писали в своё время. Повышенный иммунитет, ясность мышления, работоспособность, улучшение общего самочувствия и даже самоизбавление от застарелых болячек – всё это явилось следствием приёма препарата. И кроме того, отмечены позитивные изменения характеров: исчезает раздражительность и агрессивность, снижается уровень неадекватной реакции на действия других людей – наши гении стали куда более терпимыми друг к другу. Обезьяны нашли волшебную травку, Александр Николаевич.
– Ваша жена специалист-генетик?
– Нет. Я понимаю ваши опасения – времени у нас было мало, возможностей тоже, и выводы наши кажутся вам скоропалительными. Но я вижу только один выход: синтезировать достаточное количество «КК» и провести широкомасштабный эксперимент. Считается, что интуиция – это ещё не достаточный довод, однако я привык доверять своей интуиции: она меня ещё ни разу не подводила.
– Вера, – скептически заметил Алхимик, – категория зыбкая. Надо не верить, а знать.
– Верно. Но подтвердить или опровергнуть теоретические предпосылки может только опыт. Значит?
Свиридов спорил только для виду. На самом деле он уже готов был прямо сейчас поехать в свою лабораторию и работать над синтезом «КК». Он ведь тоже устал от тяжести своего знания и прекрасно понимал, что движет Костомаровым. «Мы с тобой одной крови, – снова и снова звучало в сознании химика, завороженного грандиозностью замысла Вадима. – Рыбак рыбака видит издалека, даже если у обоих нет в руках удочек». Александр верил, что результат задуманного эксперимента перевернёт мир, – сухой прагматизм учёного отступал перед убеждённостью лирика. Ощущение родства душ соблазняло Свиридова рассказать Вадиму о «драконьей голове», но он удержался: зачем делиться опасной тайной и ставить под удар ещё кого-то? Алхимик предчувствовал, что удар этот последует, и не хотел лишних жертв. А ради красного словца – вот, мол, какой я сокрушитель и потрясатель, – стоило ли?
