— Я всегда горевала, что ты, дорогая кузина, не погибла в задуманном мной набеге. Я так часто твердила себе: «Ну почему, почему она осталась жива?!» Ты мешала мне, кузина, очень мешала. Само твое существование отравляло все мои великолепные замыслы.
Авалон ощутила, что сердце Маркуса бьется все уверенней и громче, должно быть, он пришел в себя и теперь слушает их разговор. Это лишь осложняло дело, теперь придется следить не только за Абигейл, но и за ним, а ей и так уже нелегко.
«Используй меня», — уже гораздо отчетливей прошептал новый голос.
— Что ж, по крайней мере, погиб твой отец. Это го я и добивалась. Брайс унаследовал замок, земли, поместья. Все было хорошо — пока не явилась ты!
Дверь содрогалась под градом ударов; если бы не прочный засов, ее бы давно уже снесли с петель.
— Но ты любила Уорнера, — громко сказала Авалон, отвлекая внимание Абигейл на себя.
— К чему было избавляться от Брайса, пока ты жива? — рассудительно отозвалась Абигейл. — Так, во всяком случае, я считала раньше. Брайса было легко обманывать, он же туп, как пробка. Уорнер часто гостил здесь. И потом, на Брайса так легко было сва-лить вину за набег пиктов! Нет, он был нужен мне живым, на случай, если бы вдруг начали дознание. Всякий без труда поверил бы, что виновен именно он! Даже деревенские глупцы его боялись.
Авалон вспомнила Эльфриду, которая съежилась от страха при одном имени барона. Эльфрида, мистрис Херндон — как же они все заблуждались! Улыбаясь, Абигейл заговорила быстрее, слова так и сыпались из нее. Авалон пришлось напрячь силы, чтобы ничего не упустить.
— Мы с Уорнером долго были любовниками. В тот год, когда стало ясно, что ты жива, я уже замышляла убить Брайса. Ты, ты все испортила. Потребовала назад земли, поместья, деньги. Этого я тебе никогда не прощу. Я хотела разделаться с тобой сразу, когда ты только прибыла в Англию, но Уорнер меня отговорил. Сказал, что твоя история у всех на слуху, а потому столь неожиданная смерть вызовет нехорошие толки. Он считал, что нам нужно выждать. Я согласилась, ведь он всегда был такой умный. Я посоветовала Брайсу отправить тебя в Гаттинг. Нельзя же было поселить тебя здесь, в Трэли. Это уже чересчур!
Улыбка сползла с ее кривящихся губ.
— И я, конечно, постаралась бы отправить тебя на тот свет прежде, чем ты обвенчаешься со своим шотландским дикарем. Но тут вдруг Брайс решил выдать тебя за Уорнера! Представляешь? После всего, что я для него сделала, он решил отнять у меня моего возлюбленного!
— Он же не знал, что ты любовница его брата, — негромко заметила Авалон.
— Разумеется, не знал! Только дело не в этом. Все, все, что я совершила, было ради Уорнера, ради того, чтобы мы с Уорнером когда-нибудь поженились и жили счастливо. А он оказался таким неблагодарным!
Маркус медленно, едва ощутимо шевельнулся, и Авалон прошиб холодный пот. Рано или поздно он не выдержит и выдаст себя. Тогда Абигейл хладнокровно застрелит его.
«Используй меня, — громче прозвучал все тот же голос. — Я твой».
— Лэрд! — закричали за дверью, и Абигейл снова улыбнулась.
— Ну, с меня довольно, — сказала она и выше подняла арбалет.
— Почему ты убила Уорнера? — громко спросила Авалон. — Ты же любила его.
— Да, любила! Но кто бы мог подумать, дорогая кузина Авалон, что он влюбится в тебя? С первого взгляда! — Абигейл громко, невесело расхохоталась. — Да, так он и сказал. Он решил бросить меня, и это после того, как я своими руками отдала ему титул и замок. Он состряпал бумаги, подтверждавшие его право на твою руку, и хотел их обнародовать, потому что, Иисусе сладчайший, любил тебя! Любил! — Она презрительно фыркнула. — Я-то знаю, в чем дело. Ты околдовала его!
— Нет, — сказала Авалон и почувствовала, что Маркус пытается приподняться. Из-за юбок Авалон он не мог разглядеть Абигейл, но та наверняка его увидит! Черные занавески предательски зашуршали.
— Лэрд! Кинкардин! — закричали за дверью, и снова на нее обрушился град ударов. Дерево застонало, поддаваясь.
— Да! — завизжала Абигейл. — Ты околдовала Уорнера! Он был мой, мой! Но он оказался слаб и за свое предательство заслужил смерти. Мой кинжал наказал его! О, как сладко было видеть, как из него по капле вытекает кровь! А потом я дала ему яд, незаметно, как всем остальным — и слугам, и челяди. Все они должны были умереть, потому что я проиграла!
«Я твой…»
— Абигейл, — сказала Авалон, — если ты убьешь нас, тебе не уйти отсюда живой.
— О, — почти мечтательно вздохнула та, — разумеется! Разумеется, я умру. И соединюсь со своим возлюбленным. Я ведь все еще люблю его. Но ты умрешь первой, кузина, — и этого мне Достаточно.
Маркус вскочил, бросился на Абигейл, и та отпрянула. Авалон метнулась вслед за мужем, чтобы уберечь его от выстрела, но, запутавшись в занавесях, упала. И закричала, услышав смертоносное пение стрелы. Маркуса отшвырнуло к кровати, он обмяк, сполз на пол и больше не двигался.
«Нет, нет, господи, нет!» — беззвучный крик раздирал сознание Авалон.
Она подползла к Маркусу, приникла к нему всем телом, но ощутила лишь холод и неподвижность.
Маркус еще дышал — часто, судорожно.
— Авалон, — выдохнул он почти беззвучно, и в ее мыслях едва различимо прозвучало:
«Авалон, я люблю тебя. Беги…»
И — больше ничего. Тишина.
Их окутал мрак, и Авалон ничего не могла различить. Единственный горящий факел остался далеко за спиной. Руки ее были в крови, крови Маркуса, вторая стрела вонзилась ему в грудь, чуть повыше сердца. Он весь был залит липкой кровью. Крики за дверью становились все громче, но и в этом шуме Авалон услышала негромкий металлический щелчок. Абигейл снова взвела арбалет и теперь целилась в нее. «Вот и конец», — отрешенно подумала Авалон.
«Я твой».
Абигейл убьет ее, и она не сможет спасти своего мужа, который истекает кровью. Все ее воинское искусство, ловкость, сила, проворство — все это бесполезно сейчас перед жалом стрелы. Маркус умрет, умрет, и виновата в этом будет только она, Авалон…
«Используй меня!» — повелительно крикнул бесплотный голос.
Крики, грохот, шум за дверью, и над всем этим — громкий, безумный, ликующе-злобный хохот Абигейл.
«Я твой!»
Гоблины, кровь, опасность, ледяной камень, комната слишком большая, негде спрятаться, сейчас она умрет, как умер отец, и Она, и все остальные, и вся кровь мира никогда не смоет ее потери, тошнотворно-сладкая кровь, а смерть стоит перед ней и хохочет, хохочет…
Шаги. Сухой, жесткий шорох бесчисленных юбок, смех все ближе, ближе, и все звуки смешались в один нестерпимый, невнятный вопль.
Все, кроме одного голоса.
И это больше не голос химеры. «Используй меня, я твой», — повторил этот голос, и Авалон наконец поняла, кто это. «Я — это ты».
