Чашка видит меня и пытается встать. Здоровенный рекрут кладет руку ей на плечо и возвращает на стул.
Я качаю головой и одними губами говорю ей: «Нет».
В комнате тихо. Бритва стоит справа и чуть позади меня. Я его не вижу, но он достаточно близко, и я слышу его дыхание.
– Итак, – не спеша начинает Вош, – ты решила задачу с камнями?
– Да.
Я вижу, как его отражение в темном стекле натянуто улыбается.
– И?..
– Бросив большой камень, вы поразите цель.
– И какова же цель?
– Цель в том, чтобы кое-кто оставался жив.
– Это влечет за собой следующий вопрос, и лучше бы тебе на него ответить.
– Вы способны убить всех нас, но не делаете этого. Вы сжигаете деревню, чтобы спасти ее.
– Спаситель. Значит, вот кто я такой? – Он поворачивается ко мне лицом. – Уточни ответ. Может ли быть так: все или ничего? Если цель – спасти деревню от жителей, этого результата можно было бы добиться с помощью камня размером поменьше. Зачем нужна серия атак? К чему все эти хитрости и уловки? Для чего служат техническим образом усовершенствованные марионетки, такие как Эван Уокер? Камень настолько проще.
– Не уверена, – признаюсь я, – но думаю, что тут имеет место случайность.
Вош долго смотрит на меня, потом кивает. Кажется, он доволен:
– И что же будет дальше, Марика?
– Вы отвезете меня к месту его последней дислокации, – отвечаю я. – Оставите там, чтобы я его выследила. Он аномалия, изъян в системе, а это недопустимо.
– Неужели? И что за опасность может представлять собой какая-то пешка?
– Он влюбился, а любовь – единственное слабое место.
– Почему?
Я слышу рядом дыхание Бритвы. Напротив меня Чашка вскинула голову и слушает.
– Потому что любовь иррациональна, – говорю я Вошу. – Она не следует правилам, даже своим собственным. Любовь – единственная вещь во Вселенной, которую нельзя предсказать.
– Тут, при всем уважении, я с тобой не соглашусь, – говорит Вош и смотрит на Чашку. – Траектория любви очень даже предсказуема.
Он подходит и нависает надо мной. Колосс из плоти и костей, с глазами как горные озера. Он смотрит мне в самую душу:
– Зачем мне выслеживать его или кого бы то ни было еще?
– Вы потеряли дронов, которые за ним наблюдали. И других, таких как он. Он выпал из решетки. Он не знает правды, но знает достаточно, чтобы причинить вам вред, если его не остановить.
Вош поднимает руку. Я вздрагиваю, но он кладет руку мне на плечо и крепко сжимает. Его лицо светится от удовлетворения.
– Очень хорошо, Марика. Очень-очень хорошо.
Бритва рядом со мной шепчет:
– Беги.
Рядом с моим ухом раздается выстрел. Вош шарахается назад, но пуля в него не попадает. Здоровяк-рекрут опускается на колено и вскидывает винтовку. Но пуля и в него не попадает.
Цель Бритвы – маленькая девочка, которая была суммой всех слагаемых. Его пуля – меч, разрубивший сковывающие меня цепи.
Пуля отбрасывает Чашку назад. Ее голова ударяется о столешницу, тоненькие ручки взлетают. Я резко поворачиваюсь вправо, к Бритве, и вижу, как пуля рекрута разрывает ему грудь.
Инстинктивно протягиваю к нему руки, но он падает слишком быстро. Я не могу удержать его.
Его нежные печальные глаза встречаются с моими в конце траектории, которую даже Вош не смог просчитать.
– Ты свободна, – шепчет Алекс. – Беги.
Рекрут нацеливает винтовку на меня. Вош становится между нами, из его груди исторгается яростный вопль.
Хаб подключает мышечную команду, я мчусь к окну, которое выходит на летное поле, прыгаю с расстояния в шесть футов и поворачиваюсь правым плечом к стеклу.
А дальше – я в воздухе, падаю, падаю, падаю.
«Ты свободна».
Падаю.
VIII
Дубук
84
На рассвете пять покрытых пылью и пеплом призраков устраиваются в лесу.
Меган и Сэм наконец засыпают, хотя вернее будет сказать – вырубаются. Меган прижимает к груди мишку.
«Если кому-то станет плохо, – сказал мне мишка, – я к нему приду».
Бен сидит, положив винтовку на колени, и смотрит, как встает солнце. Он молчит в коконе злости и скорби. Но больше – скорби. Дамбо, самый практичный, роется в рюкзаке в поисках съестного. А я тоже в коконе злости и скорби, но больше злости. Привет – прощай. Привет – прощай. Сколько раз я должна проживать этот круг? То, что случилось, трудно было просчитать. Почти невозможно. Эван нашел пакетик, который выронил Сэм, и (буквально) сдул себя и Грейс с лица Земли, отправил в светло-зеленое забвение. Это и было с самого начала его планом. Помешанный на самопожертвовании идеалист, безмозглый гибрид человека и пришельца.
Дамбо подошел и спросил, не хочу ли я, чтобы он взглянул на мой нос. Я спросила, как он мог о нем забыть. Дамбо засмеялся.
– Позаботься о Бене, – сказала я ему.
– Не позволит, – ответил он.
– Что ж, Дамбо, – сказала я, – против реальных ран твои медицинские заклинания бессильны.
Он услышал первым. (Может, благодаря большим ушам?) Посмотрел мне за спину, в лес. Хруст шагов по промерзшей земле и палым листьям. Я встала и направила винтовку на звук. В темноте между деревьями двигался более светлый силуэт. За нами следом идет кто-то выживший? Еще какой-нибудь Эван или Грейс? Или глушитель обнаружил нас на своей территории? Нет, исключено. Глушитель ни за что не попрет через лес с грацией слона. Иначе он не был бы глушителем.
Силуэт поднял руки над головой, и я узнала – узнала еще до того, как услышала свое имя, что он снова меня нашел. Тот, кто сдерживает обещания, которые не может сдержать. Тот, на ком осталась моя кровь и кто оставил на мне свои слезы. Он глушитель, это верно, но это мой глушитель. Спотыкаясь, он шел ко мне в невероятно прозрачном свете восходящего солнца. Этот рассвет на закате зимы обещает скорый приход весны.
Я передала винтовку Дамбо. Золотистый свет и темные, блестящие под коркой льда стволы деревьев. То, чем пахнет воздух холодным утром. То, что мы оставили позади, и то, что никогда нас не покидало. Мир однажды закончился. Он закончится снова. Мир заканчивается, и мир возвращается. Мир всегда возвращается.
Я останавливаюсь в нескольких шагах от него. Он тоже останавливается. Мы смотрим друг на друга, и разделяющее нас пространство шире, чем Вселенная, и у́же, чем лезвие бритвы.
– У меня сломан нос, – говорю я.
Черт бы побрал этого Дамбо. Из-за него мне неловко.