Защищаясь от него, она выстроила стену из лжи, но стена начала осыпаться. Камень за камнем, ложь за ложью – ее защитный барьер рушился, и, когда он исчезнет окончательно, Саммер останется одна наедине с правдой. Это соседство будет невыносимым.
Джеймс раскроет ее секрет. Нет, не тот, который касался ее имени, – все это уже ему известно. Он поймет, что его пленница любит его, и вынести этого она не сможет.
Сцепив пальцы, Саммер с трудом подавила приступ боли в сердце, вызванной этой мыслью. Гарт Киннисон отверг ее, оставив с ощущением унижения, боли, незащищенности и уязвимости. Зато теперь Саммер знала, что даже не любила его. Во всяком случае, не так, как Джеймса.
О Господи, Джеймс... Ее темный рыцарь, время от времени напоминавший шута. Но с тех пор как он обнаружил ее ложь, Джеймс больше не смеялся. Саммер украла его смех и теперь ужасно сожалела о своей лжи, которая поспособствовала этому.
Саммер медленно повернулась, ощущая растущий в груди гнев на себя и на весь мир. Ей ужасно хотелось швырнуть что-нибудь о стену, как он сделал сегодня утром. Ей хотелось ощутить мрачное удовлетворение оттого, что она смогла разрушить нечто реальное, нечто гораздо менее значимое, чем то, что уже разрушила.
Простонав от боли и разочарования, Саммер закрыла глаза и опустила руку на столик, стоявший возле двери. Глухой стук заставил ее открыть глаза, и она едва успела поймать катящееся по столу фарфоровое яйцо, точно такое же, как то, которое разбил Джеймс. Яйцо было прохладное, гладкое и тяжелое. Она разжала пальцы, глядя, как фарфоровая игрушка падает на пол и раскалывается на сотни крошечных осколков.
Вот так. Теперь ей стало намного лучше. Ощущение было настолько приятным, что Саммер не поленилась смести осколки поближе к стене, чтобы служанка не забыла выбросить их.
Что ж, все ясно: она сошла с ума. Она потеряла свое тело, душу, а теперь еще и разум в угоду полудикому негодяю, который, казалось, воспринял это как должное.
Да, но где же он?
Наступившая ночь окутала утесы темнотой, и Саммер, отпустив Летти, легла в постель. Она не собиралась вновь спускаться вниз, потому что Джеймса там не было. После их утренней ссоры он так и не вернулся домой. Никто не знал, куда он уехал, а может быть, никто из домашних попросту не хотел сообщать Саммер об этом.
Оставив без внимания остывший ужин, она натянула ночную рубашку, забралась под одеяло и сделала вид, будто не слышит, как в комнату на цыпочках вошла Летти и, постояв немного, снова вышла, оставив свою госпожу одну. Совсем одну. Огромная, укрытая пологом кровать казалась такой же холодной и пустынной, как одна из тех пещер, что прячутся у подножия скал.
Перекатившись на бок и накрыв голову подушкой, Саммер крепко зажмурила глаза. Но уснуть ей так и не удалось. Она сквозь ресницы наблюдала, как горят, превращаясь в тлеющие угольки, поленья в камине, и старалась не думать о лорде Джеймсе Камероне, виконте Уэсткотте.
Джеймс вернулся после полуночи. Виконт скакал по холмам на жеребце, таком же диком, как и он сам, до тех пор, пока оба они не изгнали всех вселившихся в них бесов.
Черт бы побрал красотку Саммер!
Он вошел в зал и обнаружил там отца, выглядевшего весьма внушительно при тусклом свете, который отбрасывали догорающие в камине поленья.
– Полагаю, все уже легли? – спросил Джеймс, быстро окинув взглядом огромный зал.
– Разумеется. – Брюс Камерон поднял руку с зажатым в ней бокалом. – Виски там.
Отец хотел, чтобы он задержался, и Джеймс принял его приглашение. Он был слишком взвинчен, чтобы сидеть, и поэтому, налив себе виски, встал у похожего на пещеру камина. Чувствуя на себе взгляд отца, он ждал. Граф пошевелился в своем кресле.
– Киннисон прислал записку: он приедет завтра утром убедиться, что леди Уэсткотт пребывает здесь по собственной воле и без принуждения.
Джеймс отхлебнул виски.
– И?..
– И я считаю, что это хорошая возможность обсудить вопрос, касающийся наследства.
Джеймс что-то зло проворчал себе под нос и ударил ботфортом по каменной облицовке камина.
– Нет, я все же воткну кортик ему между ребер.
– Да уж, это решило бы многие проблемы.
Голос графа прозвучал несколько насмешливо, и Джеймс вспыхнул до корней волос, словно нашкодивший школьник. Черт бы побрал Саммер! Это она заставила его делать дикие, неправдоподобные и хвастливые заявления.
– По крайней мере, после этого я бы почувствовал себя гораздо лучше, – пробормотал виконт.
Нетерпеливо махнув рукой, Брюс Камерон скрестил ноги и хмуро посмотрел на сына.
– Он имеет право знать, что происходит. Разве ты не поступил бы так же на его месте?
Джеймс вскинул голову.
– Я бы никогда не бросил ее, как это сделал он.
– Речь сейчас не об этом. Ты зол и имеешь на то полное право. Однако твоя злость не решит наших проблем. Девушка – наследница большого состояния. Этот вопрос нужно решить так, чтобы Киннисон остался доволен результатом.
– Она была влюблена в него, – бросил Джеймс после некоторой паузы. – Она последовала за ним в Англию, а он бросил ее на произвол судьбы. Я не считаю, что мы ему чем-то обязаны.
– Ему – нет, но есть еще ее дядя и есть брошенный жених. Умерь на время свой гнев, сынок. Я знаю, что тебе это под силу, потому что видел, как ты обуздываешь себя на протяжении последних двадцати семи лет, а может, и больше.
Джеймс покачал головой:
– Не знаю, что со мной происходит, но в последнее время я еле сдерживаюсь, чтобы не придушить эту лгунью. – Он поднял голову и увидел веселые искорки в глазах отца. – Смейся, смейся. Все эти годы я избегал брака и вот теперь женился на девице, которая не хочет сказать правду даже ради спасения собственной шкуры.
Граф хмыкнул:
– Может, она не понимает, что происходит? Почему ты не скажешь ей, что она в смертельной опасности?
– Я говорил, – голос Джейми прозвучал сухо, – но она все твердит, что это моя вина, так как я не проявил должного сострадания. – Он пожал плечами. – Я едва удержался, чтобы не вложить в нее немного ума с обратной стороны.
– Могу себе представить.
Наступила пауза, а потом Джеймс произнес:
– Итак, она должна встретиться с Киннисоном. Эта встреча будет интересна им обоим. Она знает?
– Нет.
Джеймс допил виски и поставил бокал на стол. Ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что он все еще должен следовать советам отца, и это слегка возмущало его. А виновата в этом опять-таки она, Саммер Сен-Клер... то есть леди Уэсткотт.
Да, теперь она была его женой. А раз так, он будет обращаться с ней как положено. Пусть встретится с Киннисоном. Он не возьмет ни единого проклятого пенни из ее наследства. Пусть делает с ним что хочет. Его это не касается. Унизительно иметь богатую жену, много богаче себя, и виконт вовсе не хотел, чтобы его считали охотником за наследством. Он сам заработал то, что имел, и ему нет надобности зависеть от щедрости жены, чтобы чего-то достичь в этом мире. Именно так должен рассуждать настоящий мужчина.
