Книга Запретное чтение - Ребекка Маккаи

Около одиннадцати часов, когда имена мелькавших за окном городов стали французскими, Иэн протянул руку с заднего сиденья и положил мне на плечо 50-долларовую купюру.

— Вы, наверное, уронили, — сказал он.

— Где ты это нашел?

— Торчало вот из этого карманчика, — ответил он, имея в виду карман на спинке моего кресла.

Я взяла купюру и вгляделась в лицо Улисса Гранта, как будто надеялась, что президент-полководец честно расскажет мне, откуда он тут взялся.

— Это, наверное, из тех денег, которые ты добыл на Черч-стрит, — предположила я.

— Нет. Мне только тот парень с веточкой дал стодолларовую купюру, а остальные давали обычную мелочь.

Я успела было подумать, что Иэн, возможно, стянул эти деньги из кассы в деревенском магазине, а может, они с самого начала хранились у него в рюкзаке, но это была самая хрустящая и чистая купюра из всех, какие мне доводилось видеть, у нее даже уголки были острые. Если бы десятилетний ребенок подержал ее в руках хотя бы пять минут, она бы уже так не выглядела. Предположить, что эта бумажка пролежала у меня в машине два года, никем не замеченная, тоже было бы странно, тем более что для бывшего хозяина, любителя фастфуда и австралийского футбола, она была уж слишком безупречно чистая. Значит, ее оставил здесь Гленн — другого объяснения у меня не было. Я запирала машину даже на самых глухих стоянках Вермонта. Я прикрепила купюру на приборную панель как амулет на счастье.

Трасса, которая вела к Канаде, оказалась узкой сельской дорогой, вдоль которой тянулись фермы, но машин на ней было так много, что даже образовалось что-то вроде пробки. Я чувствовала, что Иэн заскучал там у себя на заднем сиденье, но он не желал это признавать и продолжал утверждать, что вид Канады за окном стоит того, чтобы лишних двадцать минут просидеть в машине. Вдруг он ткнул пальцем четко на восток, в сторону от дороги, где вдали виднелась высокая белая церковь.

— Большая зеленая церковь! — закричал он, потому что на нем снова были его зеленые очки. — Давайте съездим туда!

— Ладно, — согласилась я и нашла съезд с трассы, по которому можно было подъехать к церкви напрямик. Очень может быть, что это был последний съезд перед границей, и я вздохнула с облегчением: если мы не поедем дальше, нам не придется в последний момент съезжать на обочину или разворачиваться в запрещенном месте под носом у пограничников, которые наверняка уже о нас проинформированы.

— К тому же сегодня воскресенье! — воскликнул Иэн. — Может, мы даже застанем окончание службы!

— Сегодня понедельник. Мы в пути уже неделю.

Иэн возмущенно втянул в себя воздух.

— Вы позволили мне пропустить службу! — закричал он, но не с радостным изумлением, как это сделал бы любой другой ребенок, а с ужасом в голосе. Можно было подумать, я дала ему яда.

— Ну вот сейчас и съездим.

Мы нашли церковь не сразу: я несколько раз свернула не там, где надо. Вблизи здание оказалось не таким уж высоким и не таким уж белым. Церковь была грязной, почти серой, и до сих пор увешанной рождественскими украшениями, хотя с Рождества прошло уже три месяца. Коричневые трухлявые венки и гирлянды были перевязаны кричаще-красными лентами, слишком яркими на фоне выцветших иголок. Сбоку к церкви пристроилось небольшое кладбище из тех, где надгробия стесались ветром и временем до толщины хрустящей вафли и куда давно никто не приходит. Табличка у входа гласила: «Приход св. Береники. Мы открыты для всех!» Ну и молодец же я: протащить ребенка с этими его особенными проблемами через полстраны лишь для того, чтобы в итоге привести его в католическую церковь. Я принялась лихорадочно разрабатывать пути к отступлению, но Иэн был так рад, что даже подпрыгивал от восторга и нетерпеливо выглядывал в окно, пока я заводила машину на пустую стоянку между церковью и кладбищем. Пока я выключала двигатель и надевала куртку, Иэн уже выскочил из машины — как был, в своих зеленых очках — и теперь перелезал через остатки снежного сугроба к боковому входу в здание. Он нажал на кнопку звонка и что-то сказал в домофон, так что, когда я подошла к двери, она уже гостеприимно жужжала, и Иэн обеими руками тянул ее на себя. Мы вошли, и он громко затопал, чтобы стряхнуть с ботинок снег.

По коридору к нам направлялся бледный худощавый мужчина в джинсах, красном свитере и с белой полоской пасторского воротника на шее. Вид у него был немного удивленный. Приближаясь к нам, он прищурился, чтобы получше рассмотреть, кого это он к себе впустил, а когда до нас оставалось ярда три, протянул Иэну руку.

— Отец Диггс, — представился мужчина, рьяно потряхивая руку мальчика, после чего схватил и мою безвольную ладонь и потряс ее тоже. — Или отец Оскар, как вам удобнее. А можно просто Оскар!

Человек по фамилии Диггс, живущий рядом с кладбищем, — никогда бы не поверила, что такое можно встретить где-нибудь еще, кроме как в романах Диккенса[73], но он тем не менее действительно стоял перед нами — долговязый, неуклюжий, с отметинами оспы на лице.

— Простите, что я так неформально одет, — сказал отец Диггс, пытаясь расправить свитер на угловатых плечах. — В будни у нас редко бывают посетители, приход совсем небольшой. Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы прибыли к нам, чтобы взглянуть на палец.

Иэн посмотрел на меня — и опять на священника. Я протянула руку и стянула зеленые очки с его носа.

— Да, — сказал он. — Мы во что бы то ни стало хотели взглянуть на палец.

Я растерянно кивнула, радуясь, что Иэн взял дело в свои руки. Сама я слишком боялась, что отец Диггс может предложить Иэну исповедоваться, и тогда мальчик зайдет в кабинку и расскажет священнику, кто мы такие.

Отец Диггс улыбнулся мне поверх головы Иэна.

— Я сразу догадался, — сказал он. — Я всегда с радостью показываю его всем желающим. Вы прочитали о нем в путеводителе? Кому-то вздумалось о нем написать, уже давно. Проходите, пожалуйста, в алтарь, осмотритесь там пока, а я схожу за ключами.

Мы пошли за отцом Диггсом и свернули за угол. Он щелкнул четырьмя выключателями, и притвор, в котором мы оказались, осветился яркими лампами.

— Вы из здешних краев? — спросил священник.

— Да, — ответил Иэн. — Мы из Конкорда, это столица Нью-Гемпшира. Но мы не католики. Мы из протестантской семьи. Нам просто очень хотелось взглянуть на палец — из любопытства.

Отец Диггс подошел к длинному столу и отодвинул в сторону две стопки брошюр и листовок. Он протянул нам два розовых листа бумаги. Я прочла заголовок: «Легенда о св. Беренике». Это была ксерокопия ксерокопии, с бледными, едва различимыми буквами.