Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
А 4 мая 1945 года генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх был арестован англичанами в замке Зихерхаген, на побережье Балтийского моря. Застигнутый врасплох, Мильх при аресте оказал сопротивление: он яростно отбивался от солдат своим маршальским жезлом.
Во время Нюрнбергского процесса Мильх сидел в лагере Дахау вместе с Кессельрингом, фон Браухичем и некоторыми другими видными генералами. В качестве свидетеля по делу Геринга Мильх был одним из самых яростных его защитников, а «заговорщиков 20 июля» назвал «подонками».
Его самого обвинили в участии в депортации иностранных рабочих и приговорили к пожизненному тюремному заключению. В 1951 году срок сократили до 15 лет, а в 1955-м освободили. Больше никакой военной или политической деятельностью он не занимался, а спокойно работал промышленным консультантом авиастроительного отдела «Фиата» и сталелитейного синдиката «Тиссен».
Под конец жизни Мильх любил предаваться воспоминаниям. Теплее всего отзывался о «старине Эрнсте» (Удете. — Е.С.), со слезами на глазах винил себя в его гибели. Очень критически высказывался о Геринге. Однако стоило кому-нибудь еще обругать Геринга или просто отозваться о нем без должного уважения, как тут же принимался его защищать. Хорошо отзывался о Роберте Лее и Рудольфе Гессе. «Это были люди полета, рыцари, вложившие всю силу в свой единственный поединок», — говорил он о них. Когда ему напоминали, что Гесс все еще жив, Мильх только пожимал плечами: «Ну и что? Я тоже еще жив. Так что же? Быть живым и жить не одно и то же».
Риббентроп
«Знаете, детка, кто начинает войны? — разглагольствовал как-то раз Гитлер, обращаясь к одной из своих молоденьких поклонниц. — Военные? Политики? Нет. Войны начинают бездарные экономисты. Это они приводят страну к кризису и отдают бездарным дипломатам, а те — военным. Если же и военные бездарны, страна погибнет. Но если военные талантливы, то есть шанс исправить ошибки экономистов и дипломатов».
В этой цепочке: экономисты — дипломаты — военные Гитлер явно считал лишним среднее звено. Этим «средним звеном» в Третьем рейхе и было ведомство Риббентропа. Иными словами, нацистской дипломатии попросту не существовало. Так принято считать.
Личность Риббентропа заинтересовала меня в связи с несколькими фактами его биографии. Они, как чужеродные краски, плохо ложатся на общую законченную картину высокомерного, некомпетентного, бездушного и фанатичного прихвостня фюрера.
Приведу только два из них. За весь период своей деятельности на посту министра иностранных дел Иоахим фон Риббентроп не удостоился ни одной похвалы, ни единого положительного отзыва или просто — доброго слова ни от одного из своих коллег. Эти слова нужно понимать буквально.
Среди высших руководителей рейха ведь были очень разные по характеру люди: кому-то из них симпатизировали меньше, кому-то больше; со временем симпатии перетекали в антипатии и наоборот; рвались старые связи, устанавливались новые… Весь этот своего рода живой организм гитлеровского окружения, клубок связей, среда политического и личного обитания нацистских вождей были очень подвижны, многообразны, пронизаны личными взаимоотношениями.
Риббентроп, внешне один из самых ловких «придворных», сделавший головокружительную карьеру, всегда умевший угодить Гитлеру, тем не менее в этой среде выглядит инородным телом. Даже Борман, которого все ненавидели, на которого каждый имел свой зуб, — и тот обзавелся если не друзьями, то, по крайней мере, людьми, с которыми мог спорить и ругаться, хлопнуть по плечу, послать матом или написать записку с грубовато-шутливым извинением за какой-нибудь собственный промах. Вокруг Риббентропа же словно очерчен ледяной круг. При этом, повторяю, ругают его, как никого другого. Кажется, все оскорбительные слова, которые только приходят в голову, были когда-то и кем-то произнесены в адрес этого человека.
И вот он в Нюрнберге. Совершенно пришибленный, испуганный, постоянно сбивающийся, не умеющий не только выстроить свою защиту, но даже не привлекший на свою сторону совершенно неоспоримые факты, которые сняли бы с него целый ряд обвинений.
Вообще нелепый, в самом деле, какая-то «ошибка природы», как некогда отозвался о нем бывший советник Посольства Германии в Риме Отто фон Бисмарк. Кажется, чему тут удивляться — значит, многие характеристики верны. Если бы не последний эпизод.
Идет оглашение приговора: Геринг — смертная казнь, Гесс — пожизненное заключение, Риббентроп — смертная казнь, Кейтель — смертная казнь и так далее… Геринг скрывает эмоции за черными очками, заслоняется рукой; Кейтель каменеет; Гесс, видимо, не сразу осознав (он сидит без наушников, но английский знает неплохо), внезапно начинает медленно раскачиваться, как человек, переживающий невыносимую боль. Риббентроп, смертного приговора которому никто не ожидал, и, уж конечно, никак не ждал такого он сам… Риббентроп, повернувшись к словно бы теряющему равновесие Гессу, наклоняется к нему и кладет руку на предплечье — на кинопленке это хорошо видно — и так делает несколько раз, пока Гесс не берет себя в руки. Камеры потом постоянно возвращаются к этой паре, но именно эти, самые первые кадры вошли во все без исключения фильмы о Нюрнбергском процессе.
Однако даже они вызывают недоумение, природа которого понятна, — на этой скамье, перед лицом дохнувшей на приговоренных смерти, в момент, когда все, по существу, для них уже кончено, когда суть каждого обнажена перед миром, только один из этих очень скверных людей ведет себя по-человечески: во время общей катастрофы пытается помочь тому, кто тонет рядом с ним. Это импульс, живое движение души. Это та реальность, которую можно проигнорировать, но нельзя обмануть.
Гесс до конца жизни не забыл поддержки Риббентропа в столь критический для себя момент, но, склонный к мистицизму, он в письме к сестре истолковал то прикосновение руки бывшего товарища по партии как «послание от Адольфа». Бог ему судья.
Моя концепция романа о Риббентропе заключалась бы в следующем: жизнеописание последних четырнадцати лет его жизни (Риббентроп вступил в НСДАП в 1932 году, а казнен был в 1946-м). Став членом партии, он в конце концов целиком подчинил себя ее главному принципу — «фюрер-принципу», то есть сделал волю вождя своей волей. Сумел сделать — существенное уточнение, поскольку для этого нужно обладать вполне определенными качествами. Обязательным, по-моему, является отсутствие чувства юмора.
А теперь пройдемся по фактам биографии и деятельности Риббентропа, опирающимся на документы и личные записи фигурантов, и посмотрим, насколько такая концепция верна.
Он родился в 1893 году в гарнизонном городке Веселе, на Рейне. Отец был офицером, подполковником кайзеровской армии; мать — из обеспеченной семьи верхушки среднего класса. Отсутствие чувства юмора, которым, как мне кажется, в самом деле страдал Риббентроп, в Нюрнберге впервые было высмеяно одним из судей как раз в связи с его отцом. Риббентроп сказал, что его отец Рихард Риббентроп подал в отставку, поскольку «разошелся во взглядах с кайзером». Тут и прозвучала язвительная реплика по поводу ситуации, в которой могли вспыхнуть «разногласия» между Верховным главнокомандующим и артиллерийским подполковником. Другой бы на его месте нашелся (уколы подобного рода на суде отлично парировал Геринг), а Риббентроп обиделся. Потом в камере взялся за перо и все объяснил: отец не одобрил отставки Бисмарка, счел это личной обидой (и не он один), к прошению об отставке не прибавил прошения о праве ношения в отставке мундира (как это обычно делали офицеры); одним словом, ничего особенного, а тем более смешного, во всем этом не было.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
