Кроме того, Шеффилд знаменит своими живописными пригородами — здесь тоже ему нет равных (если не брать в расчет Бристоль).
И все-таки главной отличительной особенностью Шеффилда, его, так сказать, визитной карточкой, является дым. У большинства англичан само имя города ассоциируется с клубами разноцветного дыма — черным, белым, серым, коричневым. Если приглядеться повнимательнее к этим клубам, то можно разобрать в них очертания канонерских лодок, крейсеров и пушек, безопасных лезвий для бритья, ножей и вилок, граммофонных иголок, гальваностереотипов и множества других вещей, больших и маленьких, которые человеческий гений научился извлекать из самого сердца твердой, неподатливой стали.
Глава двенадцатая Бирмингем по Диккенсу
Бирмингем и способ, каким этот город хранит свои деньги. Читателю предстоит заглянуть на «Булл ринг» субботним вечером, оживить свои воспоминания о Чарльзе Диккенсе и узнать кое-что новое о мячах для гольфа, машинах и ювелирных изделиях.
Бирмингем…
Поезд замедляет ход. Пассажиры в вагоне-ресторане начинают суетиться со своим багажом — перед ними уже маячит сладостный призрак предместья Эджбастон. Предвкушение радостных встреч и домашнего уюта озаряет их простые, честные лица. Болтливый коммивояжер прикидывает в уме, что времени еще достаточно, и при известной доле везения он успеет опрокинуть пятую рюмку виски с содовой. А поезд все тормозит.
Вечереет. Солнце незаметно скрывается в туманной дымке, окутывающей город. Чудесные зеленые долины Уорикшира остались позади, им на смену пришла черная земля. Теперь до самого горизонта тянутся мрачные городские улицы, фабричные здания отсвечивают желтыми окнами. Глаз пытается охватить суетливый каменный муравейник, в котором мужчины и женщины как раз завершают свой рабочий день.
Коммивояжер ставит пустой стакан на обтянутую зеленым сукном столешницу и говорит:
— Бирмингем не похож на другие города. Здесь производят все на свете, за исключением кораблей… Буквально от булавок до железнодорожных вагонов. Именно поэтому Бирмингем не страдает от безработицы, как другие промышленные города. Здесь всегда что-нибудь да делают.
Он поднимается из-за стола и подхватывает свой саквояж.
— Но это еще то местечко, доложу я вам, — продолжает он. — Уж коли вы умудритесь продать свой товар в Браме, как мы его называем, то можете спокойно ехать в любой город на земле.
Он поднимает с пола второй саквояж.
— Больно они здесь несговорчивые! — жалуется коммивояжер.
Он исхитряется подхватить и третий чемодан, после чего окидывает вагон-ресторан быстрым взглядом и шепчет на прощание:
— Гнилая дыра! Ненавижу этот город. В десять часов вечера все уже спят!
Поезд ныряет в темный туннель, чтобы вынырнуть в мрачной оранжерее под названием вокзал Нью-стрит. Мы прибыли точно по расписанию — ровно через два часа после отхода из Юстона!
Я спустился на платформу, ощущая смутное волнение в душе. Наверное, это было ожидание встречи с успешным, преуспевающим бизнесменом, который добился успеха ценой долгих лет упорного труда, самоотречения и изворотливости. Бирмингем!
Это город, который совсем недавно вошел в английскую историю благодаря своим медным кроватям. Город, который защелкнул металлические браслеты на запястьях африканских вождей и прогнал тропических богов. Город, на чьих пуговицах держатся брюки всех мужчин на земле… чьи булавки безотказно служат всемирному прогрессу, а гвозди годятся как для гробов, так и для детских колыбелек.
— Эй, держитесь левой стороны!
Оглянувшись, я прочел негодование на усатой физиономии полицейского. Оказывается, я со своим безошибочным инстинктом урожденного лондонца нарушил святое правило «левой стороны». Да еще в самом центре, на длинной пешеходной Нью-стрит! Неслыханное преступление! Бирмингем — дисциплинированный, законопослушный город.
Первое, что бросается в глаза приезжему, — лилейно-белая фигура уличного регулировщика. Он нарядился, словно для выступления в русском балете: белые перчатки, шлем, начищенный белой глиной, и белый, до пят, форменный макинтош.
Эти призрачные полицейские могли бы служить символом Бирмингема. Они раскрывают всему миру главный секрет города: ничто на свете так не мило сердцу бирмингемца, как легкий флирт со свежими муниципальными идеями! Красотка в новом платье не идет ни в какое сравнение с новациями комитета по благоустройству города. Он постоянно предлагает то непривычную раскраску указательных столбов, то усовершенствованную модель полицейского свистка, то новый блокнот для инкассаторов по счетам на год — все, что позволит кучке бизнесменов, управляющих этим отлично организованным городом, с чувством исполненного долга обменяться рукопожатием и хором воскликнуть: «Вперед, ребята!» Неплохой способ почтить священную память Джозефа Чемберлена, первого короля Бирмингема.
На мой взгляд, самым выдающимся зданием Бирмингема является здание мэрии. Оно стоит, словно погруженное в размышления: а не припустить ли вниз по Хилл-стрит с надеждой захватить последний поезд на Рим. Его строгое, классическое великолепие убивает наповал все соседние здания. Дух захватывает, когда глядишь на эти высокие колонны, меж которых залегли глубокие тени. Вечерний полумрак выигрышно подчеркивает его благородные пропорции. Если вам доводилось лицезреть претензию Парижа на античность (церковь Мадлен, она же Святой Марии Магдалины), тогда вы можете себе представить, как выглядит здание бирмингемской мэрии…
У подножия крутого холма раскинулся крытый рынок «Булл ринг» — на том самом месте, где торговали еще древние саксы. Рядом с ним примостилась церковь, и я почти уверен, что среди миллионного населения города едва ли сыщется двадцать тысяч жителей, которые хоть однажды заглядывали внутрь этой церкви.
А между тем возле алтаря дремлют четыре каменных изваяния — трое в рыцарском облачении, один в церковном. Это старые лорды де Бермингемы, первые хозяева местного феодального поместья. Они лежат в церковной тишине — всеми забытые и покинутые, и сами того не ведают, что давным-давно, в глубокой древности заложили этот огромный, могучий город.
1
Достаточно провести в Бирмингеме десять минут, чтобы понять: города как такового попросту не существует. Это миф! Я не могу припомнить ни одного города такого масштаба (а это, как-никак, город-миллионник!), в котором размах муниципальных предприятий сочетался бы с полным отсутствием гражданского величия. Такое возможно только в Бирмингеме! Однако пройдет еще несколько дней, и ваше мнение поменяется. Вы осознаете, что пусть даже города в традиционном понимании не существует (имеются в виду просторные площади и широкие проспекты), но то, что есть — серия промышленных районов, объединенных общим трамвайным сообщением, — по-своему грандиозно. Ведь это ни много, ни мало, а величайшая мастерская планеты!
Стоит лишь забрезжить рассвету, как улицы Бирмингема оглашаются пронзительным скрипом и звоном. Первые трамваи вышли на свои маршруты. Ежедневно они оживляют человеческим присутствием сорок три тысячи шестьсот акров бирмингемской площади. С утра до вечера эти трудяги, битком забитые толпами в одинаковых матерчатый кепках, бегают по мрачным городским улицам, ненадолго останавливаясь на перекрестках, чтобы выпустить наружу очередной взвод необъятной армии бирмингемских рабочих.
