– …Понимаешь, они почти и не люди, а вроде саранчи.
– А что такое саранча?
– Ну, насекомые такие. Они на кузнечиков похожи. В жарких странах их иногда появляется очень много – целые тучи. Они куда-нибудь движутся и все сжирают на своем пути. А потом погибают.
– Все?
– Конечно. Так и эти – собрались, сбились в толпу и куда-то плывут. Куда, зачем – сами не знают. Командира у них нет, они группами держатся вокруг тех, кто посильнее. Жуют все время наркотик какой-то. Иногда дерутся друг с другом и убитых съедают. Так и плывут…
– А наши как там? Ну, которые выше живут?
– Я так понял, что поселки они разгромили, кого поймать смогли, тех убили и съели. По-моему, они и охотиться толком не могут… Или не хотят…
– Здоровые?
– Да не-ет! – тихо засмеялся Юрайдех. – Мелкота сплошная! И потом, похоже, что это одна молодежь – примерно нашего возраста.
– Что, и женщины?!
– Ага, только их и не различишь сразу – уж больно их девки на парней похожи!
Под этот тихий неспешный диалог на Семена вновь накатило – что-то он упустил или упускает, что-то предельно важное в отношении сына: «Черт побери, но ведь я ничего не забываю! Любую деталь, любой факт, хоть как-то зафиксированный сознанием, обязательно смогу вспомнить во всех подробностях! Что же теперь происходит?! И когда началось? Кажется, вот тогда, когда мы стояли возле Юрки, а он был без сознания. Вождь сказал, что он – мой, что его тотем – Первозверь. Вот! Я же хотел спросить, почему? С какой стати, на каком основании?! Старейшины согласились безоговорочно… Чтобы стать Первозверем, мне пришлось наворочать столько дел – великих и страшных! А Юрка? Да, он прошел тяжелейшую подготовку. Я даже и не знаю всего… С саблезубым тигром голыми руками дрался… Только это вроде бы никого ни в чем не убедило, и вдруг…»
Семен глубоко вдохнул и выдохнул воздух, избавляясь от наваждения, – к данной проблеме он еще вернется, а сейчас есть масса более актуальных вопросов. Только не очень-то помогло дыхательное упражнение – Семен чуть не закашлялся: «Погоди-ка! Да ведь эти двое говорят по-неандертальски! Причем Юрка говорит так, словно это его родной язык! Понятия «насекомое» в этой «мове» отсутствует в принципе, а он смог объяснить! Да, в наше время практически каждый молодой лоурин умеет хоть как-то общаться с бывшими «нелюдями», но это же совсем не то! Что, что я могу?! Предложить ему еще один тест? Ну-ка…»
Этот пласт памяти был погребен под наслоениями многих, многих лет. Волевым усилием Семен отгреб завалы в сторону, и пласт оказался на поверхности – свеженький и чистый, словно образовался вчера, а не полжизни назад.
– Сынок, – сказал отец по-английски, – ты не хочешь доложить начальнику результаты разведки?
– Доброе утро, Семен Николаевич! – обернулся Юрайдех. – Сейчас расскажу, я просто будить вас не хотел!
Насколько смог оценить отец, ошибок сын не сделал и даже говорил с лондонским акцентом. Семен не стал спрашивать, откуда парень знает язык, на котором за свою жизнь не слышал ни слова, – любой ответ был бы за пределами его понимания. Вместо этого он вздохнул:
– Говори уж по-русски…
Долго плыть в темноте разведчикам не пришлось – местом ночлега пришельцы выбрали один из левобережных поселков «диких» неандертальцев. Костры было видно издалека – в них горели бревна из срубов полуземлянок. Гомон и крики разносились над водой на пару километров. Никаких постов, никакой охраны – на стоянке творилась сущая вакханалия. Разведчики высадились чуть ниже по течению и пошли на сближение. Поселок был расположен на речной террасе, заросшей молодым лесом. Расчищенный участок оказался невелик – несколько десятков метров вдоль берега и столько же в глубину. Все это пространство было занято кострами и сплошной копошащейся массой полуголых тел. К тому времени, когда удалось найти приличный наблюдательный пункт, у пришельцев осталась лишь одна жертва – пожилая неандертальская женщина. Рассказ о том, что они с ней делали перед тем, как разделать на мясо, Семен прервал на середине. У наблюдателей создалось впечатление, что крики и вид крови на пришельцев действовали возбуждающе – они обмазывались кровью и начинали беспорядочно совокупляться, причем не только (и даже не столько!) с особями противоположного пола.
Один из клубков стонущих, кряхтящих, перемазанных экскрементами и кровью человеческих тел, за неимением свободного места, оказался очень близко к зарослям. Три бесшумные тени возникли и почти сразу же скрылись, унося свои жертвы.
– Двоих прикончили, троих забрали, – рассказывал Юрайдех. – Мы отошли подальше, и я стал говорить с ними. Смешно, конечно, но двое оказались женщинами.
– Ты же сказал, что на них только набедренные повязки, да и то не на всех! – ухватил противоречие Семен.
– Ну, да, – кивнул сын. – Только бабы какие-то недоразвитые – бедра узкие, грудей почти нет – так, едва намечаются.
– Ты понимал их?
– Сначала помучался, – улыбнулся Юрайдех, – а потом нормально пошло. Только с одной ничего не получилось: ни слов, ни мыслей – мычит и мастурбировать пытается.
– Наркотики? Алкоголь?
– Вы знаете, Семен Николаевич, мне показалось, что она была просто сумасшедшей. Да и остальные…
– Ну-ну, договаривай! – потребовал Семен. – Впечатления, догадки, версии – все это важно!
– Понимаете, когда с ними в ментальный контакт вступаешь, когда внутрь заглядываешь, у них мозгах как-то мелко оказывается. С чем бы сравнить? Ну, типа: прыгаешь в воду, ныряешь, а под поверхностью сразу дно. Действие какого-то наркотика чувствуется, но, похоже, без него было бы еще мельче. Наверное, это то, что в будущем назовут «о-ли-го-фре-ни-я».
Со стоическим спокойствием принял Семен очередной удар – сын произнес слово, которого никогда не слышал, значения которого знать не мог. Отец белокурого монстра стиснул зубы: «Думать сейчас надо не об этом!»
– Ладно, – сказал Семен. – Излагай, что смог выяснить!
– Немного. Они действительно идут с самых-самых верховьев. Их «мыслеобразы» читаются плохо, но вроде бы жизнь у них была связана с водой – камышовые хижины на берегах озер или проток между ними.
– На сваях?
– Ну, да… Считывается как бы историческая последовательность: раньше – в детстве – было хорошо, вокруг дома была земля. Теперь плохо – вокруг вода, под домом тоже вода, вечная сырость, гниль, вонь. И через все это, как стержень, проходит уверенность, что нас (или меня) обидели – не то боги, не то соседи, у которых еды больше, лодка длиннее и дом на земле, а не на сваях. Все это у обоих чужаков было в мозгах одинаково, хотя один – молодой парень, а другая – женщина.
Дальше у обоих в памяти вспышка какой-то тупой радости – вроде как за обиду удалось отомстить. И виды горящих хижин. Ну, а потом толпы кричащих полуголых людей, лодки и плавание.
