А теперь было слишком поздно.
Я могла бы выжить – если бы только не потеряла надежды на это.
Я заплакала. Наверное. Своего лица я практически не чувствовала.
Что сказал мне Бэрронс в тот вечер, когда мы ограбили Роки О'Банниона? Я тогда слушала вполуха. Я даже не думала, что он говорил мне очень мудрые вещи. Ши-видящая, у которой не осталось надежды, не осталось необоримого желания выжить, – это мертвая ши-видящая. Ши-видящая, которая считает, что она безоружна и брошена, может с тем же успехом приставить дуло к виску, спустить курок и вышибить себе мозги. В этой жизни есть только два определяющих фактора – надежда и страх. Надежда дает силу, страх убивает.
Только теперь я это поняла.
– Ты… н-н-настоящий?
Мои губы плохо слушались, поскольку были разорваны моими же зубами. Язык сочился кровью и сожалением. Я знала, что собираюсь сказать, но была не уверена, что смогу четко это произнести.
Он угрюмо кивнул.
– Это был… Мэллис… не мертвый… – сказала я.
Ноздри Бэрронса расширились, глаза стали суровыми, и он прошипел:
– Я знаю, я чую его запах здесь, повсюду. Это место провонялось им. Не разговаривайте. Черт побери, это он с вами сделал? Что вы натворили? Вы что, специально злили его?
Бэрронс слишком хорошо меня знал.
– Он сказал мне… что ты… не придешь.
Мне было холодно, очень холодно. И при этом на удивление не больно. Это могло означать лишь одно – спинной мозг был поврежден.
Бэрронс дико взглянул на меня, словно искал что-то, и, будь он кем-то другим, я бы решила, что он просто обезумел.
– И ты поверила ему? Нет, не отвечай. Я сказал, не отвечай. Просто не двигайся. Твою мать, Мак. Твою мать!
Он снова перешел на «ты» и назвал меня «Мак». У меня слишком болело лицо, чтобы улыбнуться, но я улыбнулась мысленно.
– Б-Бэрронс?
– Я сказал «молчи»! – рыкнул он.
Я собрала все силы, чтобы произнести слова отчетливо:
– Н-не дай мне… умереть… здесь… внизу. – «Умереть… здесь… внизу», – откликнулось эхом пространство. – Пожалуйста. Забери меня… отсюда… к солнцу.
И похорони меня в бикини, додумала я. Рядом с моей сестрой.
– Б…! – снова взорвался он. – Мне нужно хоть что-то!
Бэрронс опять осмотрел пещеру тем же безумным взглядом. Интересно, что он искал? На этот раз бинты и гипс не помогут. Я попыталась ему об этом сказать, но не смогла издать ни звука. Я попробовала сказать ему, что мне жаль, но эти слова тоже отказывались звучать.
Наверное, я моргнула. Его лицо вдруг оказалось совсем рядом с моим. Его рука погладила мои волосы. Я чувствовала щекой его теплое дыхание.
– Здесь нет ничего, что могло бы помочь мне, Мак, – глухо сказал Бэрронс. – Если бы мы были в каком-то другом месте, если бы у меня были нужные вещи, я бы… мог воспользоваться некоторыми заклинаниями. Но ты не доживешь до того момента, когда я вынесу тебя отсюда.
Долгое время мы молчали, хотя, может, он и говорил что-то, вот только я его уже не слышала. Время исчезло. Сознание расплывалось.
Его лицо снова склонилось надо мной. Темный ангел. Баски и пикты в роду, как он однажды сказал. Разбойники и варвары, как издевалась я. Красивое лицо, при всей своей диковатости.
– Ты не можешь умереть, Мак, – сказал Бэрронс. Его голос был спокойным, лишенным эмоций. – Я тебе не позволю.
– Ну так… останови… меня, – удалось выговорить мне.
Я не уверена, что он уловил в моих словах иронию, которую я старательно пыталась вложить в эту фразу. Мой голос был слабым, неуверенным. Но у меня осталось хотя бы чувство юмора. Мэллис не превратил меня в чудовище, как обещал сделать перед моей смертью. И это утешало. Надеюсь только, что папа будет хорошо заботиться о маме. Надеюсь, кто-то сможет присмотреть за Дэни. Я хотела бы узнать ее получше. Под ершистой поверхностью я чувствовала в ней родственную душу.
Я не отомстила за смерть Алины. И кто теперь это сделает?
– Это не то, чего бы я хотел, – сказал Бэрронс. – И не то, что я бы выбрал. Ты должна понять это. Очень важно, чтобы ты это поняла.
Я понятия не имела, о чем он говорил. Что-то пыталось достучаться до меня из глубины сознания. Что-то, о чем следовало бы подумать. Выбор, который мне нужно было сделать. Я почувствовала, как пальцы Бэрронса легли мне на веки. Он закрыл мне глаза.
Но я же еще не умерла, хотела сказать я. Его рука осторожно надавила мне на шею. Моя голова повернулась в его сторону.
Н-не дай мне… умереть… здесь, внизу, – снова раздалось в моей голове.
Я вдруг поняла, как жалко и глупо это прозвучало. Как беспомощно. Один пух и никакой стали. Я была жалкой с большой буквы «Ж».
И я ощутила второй вкус, знакомый по старым кошмарам. Он высушил изнутри мои щеки, и рот наполнился слюной. Я изучала этот вкус, перекатывая его на языке, как старое вино. В этот раз я опознала яд еще до того, как проглотила, – это был вкус трусости.
Я вновь повторила свою ошибку: оставила надежду прежде, чем завершился бой.
Мой бой еще не завершен. Мне могут не нравиться предложенные варианты выбора – честно говоря, они мне не просто не нравились, меня от них тошнило, – но мой бой еще не закончился.
«Вся мощь темных искусств вливалась в меня, сила десяти человек, мои чувства обострились, а смертельные раны залечивались так же быстро, как и были нанесены».
Темные искусства меня не интересовали. Я бы предпочла силу и обострение чувств. Но особенно меня интересовала та часть, которая касалась исцеления смертельных ран. Может, я и упустила свой первый шанс пережить эту ночь. Но от второго я не откажусь. Сейчас здесь Бэрронс. И клетка открыта. Он может добраться до Фейри на алтаре и накормить меня его мясом.
– Бэрронс. – Я заставила себя открыть глаза.
Веки отяжелели, казалось, что каждая весит тонну.
Его лицо было совсем рядом с моей шеей, он тяжело дышал. Он что, собрался меня оплакивать? Уже? Да и вообще, будет ли он горевать по мне? Может быть, я хоть немного значу для этого загадочного, сильного, умного, властного мужчины? Я поняла, что он пришел сюда из-за меня. Хороший он или плохой, добрый или злой, но он беспокоился обо мне.
– Бэрронс, – снова сказала я, на этот раз более уверенно, вкладывая в свои слова все силы, которых у меня осталось не так уж много.
Но их хватило на то, чтобы привлечь его внимание.
Он поднял голову. В свете факелов его лицо, казалось, состояло из одних углов и четких линий, которые ничего не выражали. Темные глаза на этом лице казались окнами в мрачную бездну.
