Аделаида нахмурилась, но здесь все были к ней так добры… и в любом случае у нее не было достаточно сил, чтобы спорить. Сестра помогла ей сесть в постели, привела в порядок ночную рубашку и тихо вышла.
Кровать была повернута к окнам, которые в хорошую погоду можно было растворить, за окнами находился балкон с видом на озеро. Аделаида никогда не увлекалась красотами пейзажа, да и не до того ей сейчас было, но за те три дня, пока она лежала в этой палате, она обнаружила, что наблюдать за изменениями в погоде или освещении — почти такое же захватывающее занятие, как дипломатия, и может отчасти компенсировать ее неподвижность. Отдаленный низкий гул заставил ее повернуться налево, и она увидела свет последнего парохода, покидающего пирс, чтобы проложить свой курс по потемневшей воде.
— Аделаида!
Это мог быть только Джим. Она почувствовала, как забилось ее сердце, и повернула голову, чтобы увидеть его. Его трость из ротанга, его шелковый галстук, нежные, зеленые, ироничные глаза…
— Шикарно, честное слово! — воскликнула она. — Красиво, но не пестро…
— Как сказала обезьяна, когда раскрасила себя в розовой цвет.
— И подвязала хвостик зеленой в горошек ленточкой. О Джим, я тебя люблю!
— Рад это слышать. Я пришел за поцелуем.
Он наклонился, она потянулась к нему. Они оба были еще слишком слабы для долгих поцелуев, да и торопиться им было некуда; и в этот момент они одновременно почувствовали одно: что стены тюрьмы исчезли, путы спали, что перед ними — широкий простор, что им никто не грозит и они наконец свободны.
— Сядь ко мне, — попросила она.
— Не думаю, что я смог бы забраться на такую высокую койку. Для этого мне надо немного подлечиться, нам обоим надо.
Он с некоторым усилием пододвинул стул к кровати и сел, взяв ее руку.
— У меня нет денег, Джим. Я не могу позволить себе оплатить все это. Я не представляю себе, что случится, когда…
— У меня есть. Перестань суетиться.
— Но откуда у тебя? Разве ты богат?
— В основном азартные игры. И отчасти — писательство, детективные романы приносят на удивление неплохие деньги. В общем, у нас достаточно средств, чтобы заплатить за то время, пока мы здесь лечимся. Потом я смогу еще заработать. Придется, если мы собираемся пожениться.
— А мы собираемся? Когда же мы решили это?
— В вагоне. И не вздумай передумывать, это будет нечестно.
— Ну ладно.
Она сидела спокойно, счастье ровно разливалась по всему ее телу. Огни парохода медленно плыли по направлению к Фридрихшафену, расположенному на немецком берегу.
— Джим, — сказала она, — мне нужно, чтобы ты мне это подтвердил. Только честно. Я еще хочу спросить у Бекки. И я действительно у нее спрошу. Я ведь была королевой, правда? Все это было на самом деле?
— Да.
— И у меня хорошо получалось?
— Ты была самым лучшим правителем, которого они только могли найти себе. Ты была потрясающей королевой.
— Я так и думала… Просто я засомневалась… Ну, а теперь, как ты думаешь, я должна вернуться обратно и сражаться? Или стать королевой в изгнании? Или с меня хватит?
— Ты помнишь битву при Вендельштайне?
— Я помню холод. И что у меня в ботинках был снег. И как я укрепляла флаг в груде камней… И сливовое бренди капрала, благослови его Бог. И бедного старого графа… И Отто, появившегося из снежной бури. Я подумала, что он — призрак. Он назвал меня кузиной, правда?
— Правда. А помнишь, как тебя подстрелили?
— Нет. Только удар, и все исчезло.
— Ты упала в одну сторону — я еле успел подхватить тебя, — а флаг в другую. Ты держала его все это время. Когда ты упала, его подхватил Отто. Ей-богу, он гигант, этот человек. Он махал им над головой, как носовым платком, это последнее, что я видел.
— Так это он теперь Адлертрегер!
— Похоже на то.
— А я больше нет… Я свободна. Свободна. Слава богу!
— Тебе не понравилось быть королевой?
— Мне нравилось, что я могу что-то сделать. Собрать всех этих дипломатов, чтобы они заключили договор… О, я обожала это, Джим! Это самая лучшая работа в мире… Но все эти церемонии… Тягомотина! Вряд ли бы я могла долго это выдержать.
Она улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься?
— Я вспомнила, как много лет назад на Бертон-стрит, когда я там жила с мисс Локхарт, с тобой и мистером Гарландом… Я была еще девчонкой, и миссис Холланд выследила и похитила меня. Так вот, в тот день я гуляла со старым чудаком Моллоем возле Букингемского дворца. Он тогда сказал: «А не зайти ли нам к королеве на чашечку чаю?» — и я ему поверила. Но потом он показал мне, что флаг — ну, ты знаешь, королевский штандарт — не был поднят над дворцом. И Моллой сказал: «Фу-ты ну-ты, не везет! Должно быть, она уехала на уикенд. С ней всегда так». Когда я сама стала королевой, я подумала: «Вот будет шутка — и вправду заявиться однажды в Букингемский дворец на чашечку чаю. На этот раз чтобы без осечки. Красный ковер, почетный караул и все такое». Теперь, наверное, мне уже не удастся сделать этого.
— Ты ничего не потеряла, поверь мне! Королева — старая скучная метелка, вот что я о ней слышал. Я бы лучше покурил и поболтал с принцем Уэльским.
— О да! Ему бы понравилось в Андерсбаде, как ты думаешь?
— Сначала нужно было бы привести в порядок казино.
— Верно. Мы сделаем это… Нет, не сделаем. Все кончено, Джим. Я видела сегодняшнюю газету. Упросила сиделку принести мне хотя бы одну, и эта хитрая девчонка принесла мне немецкую… Но я ее обдурила. Я ведь читаю по-немецки лучше, чем по-английски. Господи, что они там обо мне пишут!
— Сплошная ложь. И все это знают.
— Все ли? Кто был там, знает это. Но для всего остального мира я просто королева-кокни, чертова шарлатанка…
— Которая всех обдурила.
— Обвела вокруг пальца и смылась. Заурядная мошенница! Мне нужно держать себя в руках, Джим, чтобы не волноваться. Я чувствую, как сильно начало колотиться сердце.
Не обращая внимания на свои собственные раны, Джим пересел на кровать и осторожно обнял ее, ощутив, как за хрупкими ребрами бьется ее сердце. Как птица в клетке.
— Так мне лучше, — сказала она.
— Я знаю, как сделать, чтобы люди узнали правду, — произнес он спустя минуту.
— Что?
— Я напишу книгу. Не бульварный роман и не детектив, а серьезную, честную историческую книгу о переговорах. Я запишу все, что ты мне сможешь рассказать, все, что сможет вспомнить Бекки; я поеду в Вену и поговорю с австрийской стороной и тоже все запишу — черным по белому. И в конце объясню, как тебя предали и что именно случилось с флагом. Это поможет Отто поддержать его претензию на трон, объяснит, как и почему к нему перешло наследование.
