— Но из этого никак не следует, что прибор испорчен специально!
— Тогда давай приступим к делу, — предложила Грейс.
— То есть?
— Вскроем прибор.
У Джона оборвалось сердце.
— Нет! — закричал он, даже не успев подумать.
Грейс посмотрела ему в глаза, и он отвел взгляд.
— Я думала, ты решил не бросать нас, — вымолвила она тихо.
— Да, но…
— Что «но»?
Если они раскроют прибор и он сломается, Джону придется остаться тут навсегда.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Грейс. — Неужели тебе так страшно провести жизнь здесь с нами?
— А как быть с шайкой Висграта?
— Эти шуты гороховые? — засмеялась Грейс. — Да мы с ними в два счета разделаемся!
Джон вздохнул. Если его не полюбила здешняя Кейси, то вряд ли полюбит другая. Видно, они не созданы друг для друга.
— Так и быть. Будем открывать. Только осторожно.
— Еще бы, — усмехнулась Грейс. — Как на лабораторной по физике. Осторожней не придумаешь.
— И ни в коем случае нельзя, чтобы пронюхал Висграт.
— «Какую сеть сплетаем мы», — пробормотал Генри.
— Осторожным надо быть прежде всего тебе, — сказала Грейс. — Висграт решил, что ты с ним одного поля ягода, и соответственно к тебе относится.
— Он считает, что я тоже не могу выбраться отсюда.
— Вот и пускай остается в заблуждении. Иначе мы пропали.
— Не знаю, надолго ли меня хватит…
— Избегай его, — посоветовал Генри. — Всеми силами.
Закупив нужное оборудование, в следующую субботу они снова собрались вместе — на этот раз в старом цеху Джона, так как на фабрике был рабочий день.
— Итак, — начала Грейс, — расскажи все, что ты знаешь.
Джон вытащил распечатку гамма-спектрометра, показал спектр излучения прибора и объяснил, что из этого следует.
— Ничего себе! — воскликнула Грейс. — Антивещество.
Потом Джон показал чертежи поверхности. Грейс и Генри по очереди посмотрели на шов через микроскоп. Генри изучил прибор миллиметр за миллиметром.
Затем настал черед томограммы, и Джон объяснил, как он узнал, что внутри прибора находятся два яйцевидных объекта.
Генри покачал головой.
— Ты настоящий ученый, Джон. Никогда бы не додумался использовать томографию.
— Я тоже, если бы не поговорил с инженером-ядерщиком в лаборатории.
— И где, по-твоему, он раскрывается? — спросила Грейс. — На месте шва?
Джон пожал плечами.
— Скорее всего.
— Соединение очень плотное, — заметил Генри, щурясь на линию.
— Да уж. Собирал не абы кто, — согласилась Грейс.
Джон чувствовал, что им обоим не терпится разобрать устройство. Сам он все еще боялся. И заговорил о том, что обдумывал всю прошедшую неделю:
— Возможно, открыв прибор, мы окончательно его загубим. И все же я готов пойти на это, даже рискуя не вернуться домой. Мне будет очень трудно сознавать, что я никогда не увижу родителей. Никогда не расквитаюсь с Первичным. Но я выдержу. Я осознаю последствия, и… давайте начнем.
Грейс улыбнулась.
— Не волнуйся, Джон. Разбирать и собирать — наша профессия.
— Прибор не пинбол-машина! — воскликнул Джон.
— Разве? Ты — шарик, мультивселенная — игровое поле.
— А ты амортизатор, — сказал Генри, ударяя коленом о колено Грейс. — Бумс!
— Забавно.
Они зажали прибор в тиски, которые недавно приобрел Джон. Резиновые зажимные губки ровно и плотно обхватывали основание. Другие такие же тиски, укрепленные на рычаге, Джон спустил сверху. Рычаг был снабжен динамометром для точного определения силы, прикладываемой к прибору.
— Начнем с двадцати ньютонов, — сказал Джон.
— Ну точно как на лабе по физике, — захихикала Грейс.
— Двадцать ньютонов, — объявил Джон.
Генри наблюдал за швом. С двух сторон прибора были установлены точные штангенциркули для измерения ширины шва.
— Ничего.
— Сорок ньютонов.
— Ничего.
Постепенно Джон увеличил силу до двухсот ньютонов — с тем же результатом.
— Может, как-то изменить давление внутри прибора? — спросила Грейс.
— Как?
— Пробить в нем дырку, — предложил Генри. — Но это, наверное, чересчур радикальный способ.
— Пока не будем, — сказал Джон.
— Смазка! — воскликнул Генри.
Они побрызгали на край прибора жидкой смазки.
— Слишком много не надо.
Джон снова попробовал двести ньютонов. Потом двести сорок.
— Без рывков я больше не осилю, — признался он.
— Значит, используем систему блоков, — сказал Генри. — Тут ведь есть полиспаст с четырьмя блоками.
Четыре блока были способны учетверить силу Джона.
Джон и Генри спустили с крана полиспаст.
— Триста ньютонов. Триста пятьдесят. Четыреста.
— Стоп! — крикнул Генри. Он приложил к шву штангенциркуль. — Есть увеличение на полмиллиметра.
— У меня тоже, — отозвалась Грейс с другой стороны. — Раз есть сдвиг, силу можно уменьшить.
Джон попробовал восемьдесят ньютонов, затем сто двадцать. С легким хлопком передняя часть прибора отсоединилась.
— Стой!
Две половинки были разделены узкой щелью.
— Дайте фонарик, — попросил Джон.
Он посветил внутрь, но ничего не смог разглядеть.
— С этой стороны петли, — произнес Генри.
Действительно, половинки соединялись с одного бока маленькими петлями.
Друзья отвинтили верхние тиски и убрали подальше полиспаст. Джон осторожно поднял верх, и он откинулся, как крышка складного зеркальца, обнажив внутренности прибора. Больше всего они напоминали две маленькие зефирины, густо поросшие плесенью.
— Видимо, так он и открывается, — сказал Генри, — раз тут есть петли.
Джон склонился, чтобы рассмотреть содержимое поближе.
— Сфотографируйте все внутри, со всех ракурсов. Используем две кассеты пленки. На всякий случай. — Если они загубят прибор, надо хотя бы знать, как все выглядело первоначально.
«Плесень» при ближайшем рассмотрении оказалась множеством тонких нитей. А сами «зефирины» состояли из отдельных, плотно прилегающих друг к другу слоев.
