* * *
Эта секретная операция была закончена. Виктора поздравили с успехом, вовсе не подозревая о масштабах его истинного успеха, а потом было много других операций и другой работы, и началась чеченская война, которая списала множество денег и множество грехов.
Прошло еще немало времени, и вот российскими спецслужбами, а именно ведомством Деда, задерживается Зелимхан Бажаев. И Виктор понимает, что над ним могут сгуститься тучи. Зелимхан Бажаев, находящийся в Чечне и слишком много рассуждающий о коррупции в верхних эшелонах российской власти, для него вовсе не опасен, Зелимхан Бажаев, находящийся в Москве, представляет совершенно конкретную угрозу. Где гарантия, что в обмен на что-то он не захочет проиллюстрировать некоторые свои заявления. И где гарантия, что тогда не всплывет история с «верхушечкой»…
Виктор, учитывая настроение определенной части генералитета и, главное, настроение своего шефа, подготавливает план секретной операции. В ней нет ничего личного, Виктор лишь проявляет служебное рвение. Он гарантирует абсолютную просчитанность всех действий и отсутствие жертв. Он гарантирует быстрый и ошеломляющий успех, но генерал Панкратов не хочет даже слышать об этом.
— Ты что, Витя, решил нас под трибунал подвести?
Виктор не давит и ни на чем не настаивает, он делает свое дело незаметно, спокойно, подготавливая все этапы операции, пока не наступает день, когда он понимает: теперь можно сыграть на тайных струнках души своего шефа.
И когда он явится к генералу Панкратову с докладом и тот, стараясь не выказывать особого интереса, спросит. «Что там у тебя?», Виктор поймет, что шеф скорее всего уже принял решение.
* * *
Генерал Панкратов не извлекал из этой операции никакой личной выгоды, хотя, конечно, в случае успеха он и его команда выдвигались на ключевые позиции и, вполне возможно, на самые ключевые. Военная семья генерала Панкратова и так была одной из самых крупных и влиятельных, и, вполне возможно, при тонкой и решительной игре «ретивой молодежи» она могла бы стать «просто самой». Сознавала это и «ретивая молодежь», но все же Анатолий Иванович Панкратов еще какое-то время не давал санкции на проведение этой операции. Никакого злого умысла — генерал Панкратов был честным и в соответствии со своими взглядами преданным делу человеком. И только тогда, когда он убедился, что этого требуют стратегические интересы государства… Виктор и его идея одержали верх. Анатолий Иванович был уверен, что все пройдет четко и безукоризненно: все же Виктор — ученик Деда, один из самых любимых и самых лучших, а подобные операции для них — просто детские игры. Только не умеет Дед заботиться о своих парнях — и Рябчик, и Стилет, и другие, кто не разбежался по бизнесу, все еще капитаны. Виктор — уже давно майор, и через пару месяцев, тем более если все пройдет успешно, обмывать ему водкой подполковничьи звезды. И давая негласную санкцию на проведение этой секретной операции — она была более чем секретной, потому что никакой вышестоящей санкции на нее не имелось, — генерал Панкратов поинтересовался у своего подчиненного:
— Надеюсь, ты понимаешь, что нас всех ждет в случае неудачи?
— Меня ждет. В операцию посвящены всего несколько человек, и все замыкается на мне. Вас в этой пирамиде нет.
— Вот и прекрасно. Дай Бог тебе удачи, сынок. И пожалуйста, не теряй головы.
Но лишь только тогда, когда уже все началось, когда механизм закрутился, Панкратов понял, какого он выпустил демона. Еще в самом начале генерал Панкратов потребовал гарантий безопасности для пассажиров самолета — отсюда возникла и дискета, и множество этапов операции. Он согласился с тем, что полевого командира Зелимхана Бажаева, чуть ли не подпадающего под принятую Государственной Думой амнистию, следует уничтожить при попытке к бегству, и далее, когда из-за исчезновения Бажаева жизнь заложников будет поставлена на карту и когда уже невозможность продолжения переговоров с противником, склонным исключительно к террору и насилию, станет очевидной, сажать самолет лишь только смелыми и быстрыми действиями спецслужб. Виктор предлагал задействовать всю так не любимую Анатолием Ивановичем систему средств массовой информации, и генерал с ним согласился — имитация должна быть первоклассной. Поэтому следовало организовать «утечку». Но лишь только когда «ретивая молодежь» взорвала, не сымитировала, на самом деле ВЗОРВАЛА военный вертолет, генерал Панкратов понял, какого он выпустил демона.
— Что, мать твою, происходит, Витя? Вы что, охренели? Это, блядь, что, демонстрационный взрыв?!
— Это трагическая случайность, Анатолий Иванович.
— Что?!
— Мы их предупредили, чтобы они десантировались. Вмешался второй пилот, и бомба сработала.
— Вы е……..сь. Я запрещаю продолжение операции, майор. Выдавайте им коды и сажайте самолет!
— Уже поздно, — тихо проговорил Виктор. — Колесо закрутилось.
— Ты сошел с ума.
— Товарищ генерал, Анатолий Иванович, это трагическая случайность, не более того. Но сейчас все складывается успешно. Машина с «объектом» уже следует в сторону аэропорта Внуково, и мы их там встретим.
— Трагическая случайность… В воздухе триста пассажиров. Ты это понимаешь?!
— Так точно. Как только «объект» будет у нас, мы выдаем им дискету.
— Нет! Вы выдаете им дискету сейчас. Я сыт по горло твоими случайностями.
— Может, выдать им и название ключевого файла, товарищ генерал? Это будет означать конец операции. Но я сделаю все, что вы прикажете.
Генерал Панкратов некоторое время молчал. Потом проговорил:
— Ты знаешь, что «объект» конвоирует твой старый друг, Воронов?
— Так точно.
— И тебе наплевать, если с ним тоже произойдет какая-либо «трагическая случайность»?
— Со Стилетом-то?.. С ним ничего подобного не произойдет. Он сам может доставить нам массу «трагических случайностей».
— Вот как?!
— Я б этого не говорил, если б не знал его очень хорошо.
— Однако ты был доволен, когда узнал, что конвоировать Зелимхана поручено ему.
— Так точно.
— Почему?
— Старый незаконченный спор.
— Ты мне это брось — кто лучше, кто хуже. Никаких мне соревнований.
— Я стараюсь не только для себя.
— Я это знаю. Но брось.
— Для меня в этой операции нет ничего личного.
— Еще не хватало…
— Но мы ее доведем до конца. Именно сейчас время заканчивать партию. И, Анатолий Иванович, тогда для многого у нас будут свободны руки. Дивиденды значительно больше возможных потерь.
— Знаю. Знаю, Витя. Но больше мне никаких «трагических случайностей». Хорошо, выдашь им название ключевого файла в самом конце.
— Есть.
* * *
Но так не получилось. Этот Воронов с идиотским прозвищем Стилет оказался одной сплошной «трагической случайностью». И все пошло наперекосяк. Сначала он увел пленника из-под носа целого взвода спецназа, причем, как утверждал Виктор, лучшего нашего подразделения, потом просто куда-то исчез, и Виктор звонил ему домой, думал, может, отсиживается там, а он упал на дно к какому-то криминалу, хорошо хоть удалось перехватить его телефонный звонок, и вот теперь он появляется на глазах всего честного народа на борту этого заминированного лайнера, живой и здоровый, да еще тащит с собой чеченца, который демонстрирует на весь мир свое миролюбие и просит остановить бомбу. «Просто великолепно! Тем самым все наши усилия перечеркиваются — операция завершена, и ни одна ее цель не достигнута. И в довершение ко всему Паша присылает эту видеокассету именно мне. Почему? По старой дружбе, прежде чем обнародовать эту запись на пресс-конференции, он присылает кассету мне. Он что-то знает? Догадывается? Откуда?! Кто-то из „ретивой молодежи“ решил в последний момент отыграть в свои ворота? Да нет, вряд ли. Нигде и никаких виз Панкратова нет, следовательно, ей, „ретивой молодежи“, за все и отвечать. Значит, вряд ли. Что же тогда стоит за действиями Деда?»
