– А это что? – Оглядывая руины, Цезарь Морено не выпускал рукава Шарпа.
– Несчастный случай.
Морено посмотрел на него и пожал плечами.
– Я потерял половину людей.
На это Шарпу было нечего ответить.
Морено перевел на него взгляд и снова пожал плечами.
– Их не было в рухнувшем доме. Все целы.
– Мы их возьмем. – Немец пошел вперед, а Морено удержал Шарпа за руку.
Стрелок кивнул.
– Драться она умеет.
Морено печально улыбнулся.
– И знает, на чьей стороне можно победить.
Шарп поглядел на дым, на объятую пламенем вершину холма и вдохнул запах гари.
– А мы с вами разве не знаем? – Он рывком высвободил руку и повернулся лицом к седоволосому партизану. – Я за ней когда-нибудь вернусь.
– Знаю.
В окопах на севере не осталось ни одного француза – все они стояли на виду у португальцев и глазели на дымящийся пролом в стене. Никто не задерживал роту. Люди взяли золото и пошли сквозь дым на запад, к армии Веллингтона.
Война не была проиграна.
Эпилог
– Так что же случилось, Ричард?
– Ничего, сэр.
Хоган тронул повод, и конь направился к островку сочной травы.
– Я вам не верю.
Шарп поерзал в седле – он терпеть не мог верховой езды.
– Там была девушка.
– И это все?
– Все? Особенная девушка.
С моря в лицо дул прохладный бриз, вода искрилась миллионами отблесков, словно огромная армия улан со сверкающими пиками, а на фрегате, шедшем к северу, в сторону Ла-Манша, ставили серые паруса, и за его кормой тянулся белый след.
– Посыльный, – сказал Хоган.
– Новости о победе? – спросил Шарп с иронией.
– Они не поверят. Очень уж странная победа. – Хоган смотрел на далекий морской горизонт с вершины холма. – Видите вон там флот? Конвой возвращается на родину.
Шарп крякнул – в заживающей руке стрельнула боль.
– Новые деньги для чертовых купцов. Почему бы им сюда не прислать деньжат, а?
Хоган улыбнулся.
– Ричард, денег всегда не хватает. Всегда.
– А сейчас лучше бы хватило. После всех наших подвигов.
– Каких еще подвигов?
– Да никаких, я же вам рассказывал. – Стрелок с вызовом посмотрел на вежливого ирландского майора. – Нас послали, мы добыли, ну и принесли.
– Генерал доволен, – произнес Хоган ровным тоном.
– Еще бы он не был доволен, черт его дери!
– Он уж было решил, что вы погибли. – Конь Хогана снова двинулся вперед, щипля траву. Майор снял треуголку и, как веером, помахал у лица. – Вот только Альмейду жаль.
– Вот только Альмейду жаль. – Шарп состроил горестную мину.
Хоган терпеливо вздохнул.
– Мы думали, что все кончено. Услышали взрыв, а золота все нет и нет. Без золота у нас бы не было ни малейшего шанса.
– Ну, шанс всегда есть, – произнес Шарп, точно сплюнул.
Хоган пожал плечами.
– Нет, Ричард. На сей раз не было.
Шарп позволил злости поулечься. Он смотрел, как полощутся паруса, как фрегат ложится на новый галс.
– А что вам было нужнее, сэр? – холодным, равнодушным тоном спросил он. – Золото или Альмейда?
Хоган натянул повод, и конь вскинул голову.
– Золото, Ричард.
– Вы уверены?
Хоган кивнул.
– Еще бы! Не будь его, погибли бы тысячи людей.
– Но мы-то этого не знали.
Хоган повел вокруг себя рукой.
– Зато мы знали.
Их окружало чудо, возможно, самое величайшее достижение военного строительства – холмы, превращенные в крепость. Генералу и впрямь до зарезу нужно было золото, иначе укрепления остались бы недостроенными и десяти тысячам тружеников (многих из них Шарп видел по пути) пришлось бы сложить лопаты и кирки и дожидаться французов. Шарп смотрел, как волы и люди поднимают на холмы громадные волокуши с грузом.
– Как вы это назовете?
– Линии Торрес Ведрас.
Три линии отгородили Лиссабонский полуостров, три ряда мощных укреплений на господствующих высотах, рядом с которыми неприступная цитадель Альмейды показалась бы карлицей. Передняя линия, вдоль которой они ехали, протянулась на двадцать шесть миль от Атлантического океана до реки Тежу; за ней лежали две такие же. Шарп глядел на рукотворные обрывы, увенчанные батареями, на затопленную низину. С тыла к гребням холмов вели широкие траншеи – это означало, что двадцать пять тысяч солдат гарнизона смогут выйти к позициям незаметно для французов, а глубокие долины, где нельзя было построить войска, перегородили завалами из тысяч колючих деревьев, так что сверху ландшафт показался бы пляжем, на котором ребенок-великан с буйным воображением строил замки из мокрого песка.
Шарп посмотрел на восток, на линию укреплений, теряющуюся вдали. То, что он видел перед собой, казалось немыслимым. Столько труда, столько высоченных насыпей, созданных человеческими руками, а на них – сотни пушек в каменных фортах, глядящих амбразурами на север, откуда придется наступать Массена.
Хоган ехал рядом.
– Мы не сможем его остановить, Ричард. Не сможем, пока он не придет сюда. Но здесь ему и остаться.
– А мы подождем там. – Шарп показал назад, на Лиссабон, стоящий в тридцати милях южнее.
Хоган кивнул.
– Все просто. Массена вовек не прорвать этих линий, не по зубам орешек. И в обход никак – флот не пустит. Он останется тут, а осенью начнутся дожди, и месяца через два у него кончится провиант, и мы пойдем отвоевывать Португалию.
– А потом Испанию?
– А потом Испанию. – Хоган вздохнул и указал на гигантский шрам невиданных доселе укреплений. – А у нас кончались деньги. И негде было их раздобыть.
– Но все-таки раздобыли.
Хоган поклонился.
– Благодаря вам. Расскажите про девушку.
Шарп рассказал все по пути к Лиссабону, пересекая второй или третий ряд укреплений, которым, вероятно, не суждено было увидеть врага. Ему вспомнилось расставание после беспрепятственного ухода из речной крепости – английские пехотинцы, неумело сидевшие на испанских конях, тряслись позади немцев Лассау. По дороге к ним приблизился французский патруль, но легионеры веером развернулись навстречу, сабли со свистом вылетели из ножен, и французы поспешили ретироваться. Перед Коа кавалькада остановилась, и Шарп вручил Терезе обещанную тысячу золотых монет.
