— Привет, Рамон! Что-то ты припозднился! — сказал Теодор как ни в чем не бывало.
— Ты ещё не спишь? А я старался не шуметь, чтобы не разбудить тебя.
Теодор отложил авторучку.
— Зайди сюда на минутку. Я хочу тебе кое-что сказать. Сегодня вечером я позвонил Эдуардо Парралу, а он вдруг ни с того ни с сего сказал, что ему сегодня, часов в восемь, звонил какой-то мужик, интересовавшийся, не терял ли он кашне.
— В самом деле? — без особого воодушевления отозвался Рамон.
— В твоей записной книжке был телефон Эдуардо?
— Кажется, да.
— Значит, он уже пустил её в дело. Вероятно, он позвонит и ещё кому-нибудь из твоих друзей и просто наверняка попадет в западню, если, конечно бы сможем быстро и грамотно её организовать.
Несколько мгновений Рамон молча глядел на него, а затем склонился над рисунком.
— Это злодей, да?
— Да. А главный герой будет стоять вот тут, глядя на него — он будет гораздо меньше. — Рамон прочитал книжку ещё в Гуанахуато, и, похоже, она ему понравилась.
— Мне нравятся глаза. Просто отлично нарисовано, — похвалил Рамон. — Это хорошая книжка, Тео, а твои рисунки сделают её по-настоящему знаменитой.
Теодор же думал о том, что в записной книжке Рамона имен и телефонов, скорее всего, было не так уж и много. И если проинструктировать двоих или троих из них, чтобы они сознались бы в потере кашне и договорились с Инфанте о встрече… Но теперь юный негодяй, скорее всего, будет крайне осторожен, и вряд ли станет действовать напрямую. Ведь ему каким-то образом удалось миновать полицейский кордон, выставленный вокруг города.
— Рамон, а ты, кажется, только что говорил с кем-то у ворот?
— Да, это был полицейский. Я открывал ворота, когда он подошел ко мне и схватил за руку. Видать, сразу не признал. Так что охраняют нас на совесть, можешь не сомневаться, — с улыбкой добавил Рамон.
Разговор же о кашне Теодор той ночью больше благоразумно не возобновлял. Видимо, Рамон ещё просто не успел осознать всей важности этой улики.
Зато на следующее утро Теодор испытал настоящее удовлетворение, увидев большую фотографию Инфанте, опубликованную на первых полосах центральных газет под заголовком: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ?» Так что теперь его самодовольную физиономию увидят и запомнят даже те, у кого нет денег на то, чтобы купить газету.
Утром Теодор также позвонил в ювелирный магазин «Паласио-Реал», и там ему ответили, что ожерелья, оставленного на имя Лелии Бальестерос, среди невостребованных заказов не оказалось.
Глава 24
— Привет, Тео. Это Изабель Идальго… Спасибо, хорошо, а ты как? — Она говорила по-английски, как делала частенько, когда у неё было хорошее настроение, но только на этот раз в её голосе слышалась еле уловимая тревога. — Ты уже читал утренние газеты? Ну и как тебе вся эта история? Они что, в самом деле считают виновным этого Инфанте?
— Они ещё ни в чем не уверены, — ответил Теодор. — Однако, он имеет к этому делу какое-то отношение, это точно.
Она продолжала задавать ему вопросы, на которые Теодор отвечал очень осторожно, не желая без достаточных на то оснований клеймить молодого человека как убийцу. Газеты ссылались на то, что у полицейских имеется целый ряд причин полагать, что юноша может оказаться так или иначе замешанным в чудовищном убийстве Бальестерос, произошедшем в конце февраля, так что Теодор не поведал ей ничего нового, подтвердив лишь, что видел этого человека, ошивающимся возле его дома.
— Я слышала, что твой дом охраняется.
— Это было ещё до того, несколько недель назад, — пояснил Теодор. — Изабель, а как дела у Карлоса?
— Так же, как и всегда, Тео, может быть даже немного хуже. — Она перешла на испанский. — Эта его работа в университете, постановки в дополнение к занятиям… а теперь он ещё собирается принять предложение поставить пьесу для театра в Чапультепеке. Короче, все это заставляет его сильно нервничать, так что он начал пить больше чем обычно и даже днем. Мне иногда становится страшно за него.
Теодор пробормотал в ответ слова сочувствия и посоветовал съездить куда-нибудь на отдых, но Изабель сказала, что Карлос ни за что не согласится оставить работу. Она продолжала говорить по-испански, стараясь придать своему голосу как можно более беззаботные интонации, но Теодор слышал, что она очень расстроена, и, судя по всему, положение весьма серьезное. Дело дошло до того, что Карлос несколько дней не появлялся на работе, вот и сегодня он тоже не пошел в университет.
— Он сейчас дома? — спросил Теодор.
— Нет, ушел куда-то.
Часы показывали четверть первого. У Теодора мелькнула мысль, что, наверное, Саусас позвонил Карлосу, а тот специально ушел из дома, потому что не мог принять посетителя утром, после сильного похмелья.
— Тео, дорогой, ты не мог бы сделать мне одолжение?
— Разумеется. А что надо делать-то?
— Пожалуйста, приезжай. Я хочу, чтобы ты был здесь, когда Карлос вернется домой. Ты хорошо на него влияешь. Я вовсе не имею в виду, что ты непременно должен его отчитать. Нет. Просто будь здесь. А я могу приготовить тебе что-нибудь перекусить! Ну так как, Тео, приедешь?
Именно этого ему и не хотелось больше всего на свете, но у него не хватило духу ей отказать.
— Да, Изабель. Как скоро?
— Прямо сейчас. Если хочешь, то можешь взять с собой и Рамона.
Он прекрасно знал, что она предпочла бы видеть его одного, без Рамона, однако пообещал пригласить и Рамона тоже.
Самого Рамона на тот момент дома не было. Он ушел в десять часов утра, сказав лишь, что вернется к обеду. Теодор почти не сомневался в том, что он отправился в собор пешком, по пути вглядываясь в лица прохожих, высматривая в уличной толпе Инфанте.
Теодор взял такси. Дома у Идальго он не был с той самой роковой ночи и, нажимая на кнопку звонка, он вспомнил, как стоял тогда перед этой дверью беззаботный, не обремененный никакими проблемами, держа подмышкой пухлую папку с рисунками. Изабель проводила его в гостиную, где с потолка свисали разноцветные детали «мобила», при дневном свете казавшиеся вызывающе-яркими, один вид которых наводил на мысли о напускном веселье. Изабель держалась, как могла, но её руки предательски дрожали, и когда она разливала по бокалам «дюбоннэ», несколько капель все же пролилось мимо.
— Ну вот, я уже сама становлюсь похожа на пьяницу, — невесело усмехнулась она.
Карлос должен был вернуться с минуты на минуту. Изабель сказала, что он всегда возвращался домой к обеду, но на часах было уже без четверти два, а его все не было. Изабель достала из духовки какое-то блюдо, пояснив при этом, что у них была приходящая прислуга, она приходила лишь по утрам, и это была её стряпня. Они сели за стол. Она принялась расспрашивать его о Рамоне, узнав, очевидно, от кого-то из их общих друзей о его уверенности в собственной виновности, и Теодор ответил, что Рамон понемногу приходит в себя, и что лично сам он с самого начала не верил в то, что это дело рук Рамона.
