не будет учить меня ловить преступников.
Антуан немного успокоился.
— Ну, ладно. Но ведь запрос сделан из его дома.
— Да у него там проходной двор! Его супруга обожает великосветские приёмы. С младенчества. Но его трудно упрекнуть, ведь Изумрудная надёжно закрыта от посторонних, так что вероятность того, что до компьютера доберутся преступники, стремится к нулю.
— Но до него явно не дотягивает, — пробормотал Ле Соланж.
XI
У Лонго совсем не было желания работать. Едва Антуан, взяв с собой несколько человек, ушёл в дом Рирма, он снова сел на подоконник и усадил меня рядом.
— Какой сегодня день, — проговорил он, улыбаясь. — Горизонта не видно в тумане, а небо и океан белые, как разлитое молоко. Лишь чуть-чуть зеленоватого цвета. И барабанов почти не слышно. Если б ты знала, как они надоедают здесь! Мне однажды пришлось проторчать в городе две недели, так потом они целый месяц стучали у меня в голове. А сегодня тихо. Только ветер шумит в вершинах пальм.
— Ты, действительно, так рад тому, что случилось с Рирмом? — спросила я.
— Да. Ты ж видела, что инициатива при аресте принадлежала мне. Если б я не спровоцировал его, то у него бы максимум взяли объяснения и на время отстранили от дела и, быть может, от работы. А теперь он сидит. И пусть сидит.
— А ты, оказывается, жестокий.
— Я жестокий, — кивнул он. — Страшно злопамятный и ужасно мстительный. А вообще, ему не помешает немного поразмышлять над своим поведением.
— Это действительно месть, Лонго.
— Очень маленькая, — он показал какая. — Пусть эти парни думают, что мы идём у них на поводу. Пока пусть думают. Торсум — крупная фигура, и его арест, в любом случае, сдвинет дело с мёртвой точки.
— А ты, к тому же, стратег, — улыбнулась я.
— Причём очень талантливый, — подтвердил он. — Мне жаль этого старого осла, и я всё сделаю, чтоб снять с него все подозрения, но он вымотал мне на Орме все нервы и заставил соревноваться в военном искусстве с лучшими умами Генштаба Императора Ормы и алкорскими инструкторами. Это, быть может, пошло мне на пользу, но оставило неприятные воспоминания.
— А скажи-ка мне, гений стратегии, когда ты понял, что на Клондайке мы имеем дело с Нейтом?
Он рассмеялся.
— Честно?
— Ну, я надеюсь на искренний ответ.
— Когда увидел в зале его адъютанта Рикотана.
— Но не раньше?
— Нет.
— Умница!
— Что не додумался, когда надо?
— Что не подал вида, что не додумался.
— Откровенность за откровенность.
— Давай.
— Что хотел сказать Дайк, заявляя, что Звездная Инспекция снова просит твоей помощи?
— Что я снова оказалась в опасной близости от запретной зоны, и меня уже в который раз просят выяснить, что там происходит, раз уж я всё равно намерена туда влезть.
Он посмотрел в сторону горизонта и, как бы, между прочим, заметил:
— Они тебя ценят.
— Ещё бы! Где они ещё найдут такое сокровище! Чтоб рисковать головой, выполняя чужую работу!
Он какое-то время молчал, а потом повернулся ко мне.
— Давай начистоту, ладно? Кто теперь будет старшим в деле? Ты?
— Нет. Но и не ты. У нас это называется работать в одной упряжке. Господи, дорогой мой, да ведь нет ничего унизительного в том, что ты во мне нуждаешься! Просто я знаю то, чего не знаешь ты. Это естественно, нельзя знать всё. Я в ваших уголовных дебрях — дуб дубом, это не моя специальность, но я облетела всю область Объединения и не один раз. Я забиралась в такие дыры, где до меня побывали один-два звездолёта. Я, как свои пять пальцев, знаю всю современную технику, официально известную в Объединении. Это было моей работой.
— Почему было?
— Потому что всё надоедает, — буркнула я, отворачиваясь.
— Я больше не буду тебя ни о чём спрашивать, если не почувствую, что ты расположена ответить.
— Спасибо, мой милый.
Послышался негромкий гудок, и он вытащил свой коммуникатор.
— Лейтенант Руфах слушает!
— Салют, лейтенант. К тебе дама.
— Опять… — протянул он, вставая. — Проводи её наверх.
— Завидую твоей популярности, Торнадо!
— От всего сердца желаю тебе такой же.
Через минуту дверь распахнулась, и в комнату ворвалась зарёванная Рузаф. С порога она кинулась на шею Лонго. В дверях остался молодой охранник-ормиец, который с усмешкой наблюдал за происходящим.
— Закрой дверь с той стороны, козлёнок, пока я не сделал это твоей головой, — прорычал Лонго.
Тот подчинился. Рузаф тут же разрыдалась.
— Его арестовали, Торнадо! — взвыла она, отцепляясь от моего друга, чтоб вцепиться в свою начёсанную шевелюру. — Они его обвиняют в мятеже! Они ходят по всему дому, всё обнюхивают, допрашивают прислугу! Они вызывают наших друзей и собираются задавать им свои вопросы! Торнадо! Спаси меня!
— От чего? — поинтересовался он, стряхивая с воротника капли её слёз.
— Я не знаю! Что меня ждёт? Кто его арестовал? Он виноват? Кто сказал, что он делал это?
Она медленно осела на пол, но Лонго даже не попытался её поддержать. Она так и осталась сидеть на полу в ворохе золотистых шёлковых тряпок.
— Его арестовал старший инспектор ОБЗИ Ле Соланж, — спокойно сообщил Лонго. — Что это сделал он, сказал я. Он не виновен, и потому ничего страшного тебя не ждёт. Вставай и иди домой.
— Ты? — она вдруг зашипела как змея. — Так это из-за тебя они шарят у нас в доме!
Она вскочила с пола и бросилась к нему, по-видимому, имея намерение выцарапать ему глаза. Он фыркнул, схватил её за руки и швырнул в ближайшее кресло. Она ошарашено смотрела на него.
— Ты меня, должно быть, с кем-то спутала, — зло проговорил он. — Я никогда не допущу, чтоб меня трогала женщина, если она, конечно, не хочет выразить мне тем самым своё расположение. В любом случае, она не должна быть такой напористой.
— Ты оговорил друга! — обвиняющим тоном заявила она.
— Он никогда не был моим другом, — возразил Лонго. — Кроме того, я старался для тебя. Ты сама говорила, что боишься его, вот я его и изолировал. Когда вы оба немного остынете, он выйдет на свободу и всё будет как
