тебе не ошиблась. И как она?
— Ничо так… игривая получилась девочка…
— Сама получилась? Запомни, дурачок, искусственный интеллект ведет себя так, как ты хочешь, чтоб он себя вел! Хочешь, чтоб она с тобой заигрывала, она и будет. Поэтому я и говорю, что ты бабник! Хотя, что я… ты ж хотел гарем, вот потихоньку и собираешь.
— Мира, я тебя умоляю… о чем мы с тобой разговариваем?
Про себя подумал: а ведь права Огонек — крайне неуравновешенная у меня подруга.
Некоторое время мы ехали молча. Мира, очевидно, успокаивалась, после своей обличающей тирады. Потом сказала:
— Прости медвежонок, опять я на тебя, дура, наехала. Да просто, выбешивает всё! Командировочные эти… начальство, сука, нудит… как, я, блять, устала… А вот, подходяще! — вдруг, совершенно другим тоном, воскликнула она и RAV прыгнув влево, прямо под носом, у сердито просигналившей Скорой помощи, вкатился в тихую улочку медгородка.
— Ну, и где здесь потише место? — Мира крутила головой вправо-влево, пока кроссовер, проваливаясь на асфальтовых выбоинах и разбрызгивая лужи, неторопливо ехал среди больничных корпусов. Наконец, поняв, чего она хочет, я показал ей на, знакомый с детства, пустырь за больничной столовой. Мы заехали подальше, на усыпанную шишками полянку между соснами, где и остановились. Мира поставила рычаг скоростей на нейтрал, дернула на себя ручник, заблокировала дверки и не глуша мотор ловко перескочила на заднее сидение.
— Ну, что ты еще сидишь-то? — скидывая кофточку, сказала она, мне, обалдевшему от таких перемен настроения.
— Так люди ж могут… Грибники какие-нибудь…
— Плевать! — из-под стянутой через голову майки, выпрыгнули упругие грудки. — Дверки закрыты, стекла тонированы! — расстегнула пуговицу и молнию на шортах, под которыми оказывается больше ничего не было, приподнялась над сидением, спуская их одним ловким движением. — Да плевать мне на людей, хочу тебя!.. А ты? — она замерла, вопросительно глядя на меня. — Ты разве не хочешь? Меня? Нет?
Не отвечая, я с рычанием стал перебираться к ней. Это стоило мне трудов. Запоздало сообразил, что через дверку было бы проще. Да еще Мира тянула за рубашку к себе, на самом деле, больше мешая, чем помогая. Когда, наконец, оказался на заднем сидении, то даже не стал раздеваться, там не было для этого места. Просто расстегнул все, что было возможно расстегнуть. Но ей и этого оказалось достаточно. Она умудрилась и в этой тесноте прильнуть ко мне всем своим маленьким горячим телом. Со стоном, дрожа от страсти, соединилась со мной… и мы вновь провалились, окунулись с головой… погрузились в этот невероятный, непроходящий экстаз… сладкое сумасшествие…
Все это было невообразимо прекрасно, однако, я успевал замечать, что Истинная все же не утратила контроль над ситуацией. В паузы между эмоциональными взрывами, чувствовал, как она настороженно сканирует, запомненную ранее статику пространства, слушает ментальный фон вокруг. В этот раз она не кричала, а только тихонько стонала, умудряясь и мне закрывать рот жарким поцелуем, всякий раз, когда из груди рвался не поддающийся сдерживанию крик страсти. Впрочем, одновременно она закрывала рот и себе. Все это несколько сбивало с ритма, с гармонии, но зато и придавало ситуации пикантную остроту. Мне захотелось, во чтобы-то ни стало, добиться, чтоб она отдалась мне полностью… вся! Чтоб забыла обо всем… чтоб расплакалась от избытка чувств, как маленькая девочка. Победить ее! Разгромить на голову ее настороженность и чувство долга! И в какой-то момент я добился своего. Она, наконец, не сдержалась и закричала… громко и протяжно, вцепившись руками мне в плечи… ее тело дрожало словно в приступе лихорадки. Потом она остановилась, но не расслабилась, подвигалась на мне раз, другой и её снова затрясло. Теперь она не кричала, а только стонала, мучительно, как от боли. Когда приступ экстаза закончился, она открыла глаза, сказала: «Ой!» и попыталась слезть с меня. Но я сжал её бедра, притянув, насадил обратно и все повторилось вновь. В этот раз, она, не в силах терпеть, вырвалась из моих рук, упала животом на сиденье, с зажатой между ног ладошкой, дергаясь в сладкой судороге, всхлипывая и охая. А тут и мне вштырило не по-детски, я наконец, пробил её ментальный барьер, и эмоции девушки, водопадом хлынули мне в мозг, снося крышу. Вытерпеть этот накал страсти было невозможно, и я самопроизвольно излился фонтаном на её, белую на фоне загара, попку. Но даже после этого приступа блаженства ничего не закончилось, мучительное томление покинуло меня, только когда Мира затихла.
Некоторое время она лежала неподвижно. Я вытер полотенцем перламутровую лужицу на ее крепком задике и вытерся сам. Она, наконец, повернула ко мне голову.
— Негодяй! — прошептала, стукнув меня кулачком по колену, — пробил-таки защиту! Проиграла, Мира, множественным оргазмом. Блин, так накрыло, думала, сдохну… какой-то кайф, на грани… блять, не знаю, чего!
***
Ты понимаешь, что мы без прикрытия? — говорила она, спустя несколько минут, отбиваясь от моих поцелуев, — я не могу полностью расслабляться, когда никто не прикрывает спину!
— Ну, почему же не можешь, Солнышко? Посмотри, какая романтика кругом: лес, небо в тучах, помойка рядом, — я кивнул в сторону столовских мусорных баков. — Морг опять же, неподалеку… Кому мы тут нужны? Расслабляйся на здоровье, любимая!
— Перестань! Не говори так, я тебя прошу… Понимаешь, это непрофессионально!
— Дурочка! — так же шепотом говорил я, притягивая к себе ее голову и целуя все лицо. — Я ее люблю, а она о профессионализме тут кудахчет. Понимаешь? Я люблю тебя!
Мира отстранилась от меня, ее лицо посерьезнело:
— Вот-вот… — она свела вместе распахнутые края моей рубашки, — на эту тему нам надо поговорить…
Я сделал невинное лицо:
— Что прямо сейчас, любимая?
— Никита, перестань! Это уже не смешно! Хочешь меня разозлить?
— Тебя злит, когда тебя любят?
— Так, все, заткнись! И вообще, давай вылезай… на улице застегнешься… уже темно, не видно.
Она перегнулась через водительское кресло и разблокировала дверцы. Я, воспользовавшись случаем, шутливо ущипнул ее за оказавшуюся прямо перед лицом кругленькую ягодицу. Меня тут же, со страшной силой, швырнуло в сторону. Проехавшись задом по креслу, больно стукнулся плечом о подлокотник, одновременно, как следует, приложился головой об стекло и вылетел из машины.
Вечер переставал быть томным.
Мира выскочила следом.
— Ты достал, блять, своей любовью! — она стояла надо мной голая и разъяренная. — Нет, никакой любви, ты понял?! Поигрались и хватит! Всё! Понял?
— А там, что было? — хмуро спросил я, потирая ушибленное плечо, — в машине?
— Ничего, секс… ебля там была! Трахалась с тобой, как последняя шлюха… фубля, аж противно вспоминать! Нет, никакой любви… нет, — упрямо повторяла она, натягивая шорты. — Чего расселся? Вставай,
