Василь, запамятовал, что ли? – воскликнул правящий лошадьми. – Я ведь вместе с ним когда-то в одном плутонге был, это пока мне турки ногу еще не просадили, – и он почесал пятерней ниже колена. – Лихой он солдат, бедовый, а вот же в цельные старшие унтера вышел, сержанствует теперяча. Молодых уму-разуму учит. Сам командир полка, говорят, с ним по дозорному делу советуется.
– Да ладно, ну ты скажешь! – удивился усатый. – С каким-то унтером и цельный полковник советуется?!
– Не какой-то унтер, а самый опытный из всей нашей полковой дозорной службы, – погрозил усатому пальцем ездовой. – Там, может, только лишь сам Тимофей Захарович ему в особливой, пластунской опытности не уступит. Так-то тоже он хорошо вверх пошел. А ведь когда-то с их высокоблагородием вместе в одном Апшеронском полку служил. Я-то, конечно, его уже цельным капралом у нас помню. А теперяча-то вона как – ажно их благородием, господином поручиком Тимоха стал! Не халам балам! Ты бы это, может, угостил ребяток вином? – кивнул он себе за спину. – С нас-то, Василь, не убудет, вона его еще сколько, – и он, сощурив левый глаз, заглянул в горлышко.
– Да давай, а чего, – пожал плечами усатый и, заткнув горлышко сосуда пробкой, осторожно полез на четвереньках вглубь повозки. – Братцы, братцы, вы бы хлебнули красненького маненько. Илья Павлович, врач наш, говорит, что для кроветворения его ежели помалу, то очень пользительно выпивать.
Повозку немного тряхануло на кочках. Обоз, спускаясь в поросшую лесом низинку, ускорился. Лесные заросли подступали здесь к самому краю дороги. Вот первые две фуры достигли самого низа и, медленно переехав через бегущую здесь речушку, потянулись вверх.
«Бах!» – оглушительно громко хлопнул первый ружейный выстрел. Вслед ему раскатистым залпом ударило сразу несколько десятков стволов. Пуля вошла ездовому в голову и расколола ее, словно переспевший арбуз.
– Что такое?! Кто стреляет?! – закричал усатый, застыв посреди повозки с кувшином.
– Все вниз! Турки! – проорал тот раненый, на груди которого виднелась белая перевязь. Схватив лежащую рядом с ним фузею, он вскочил на четвереньки и быстро пополз к задней стенке повозки. Чуть раздвинув парусиновый полог, егерь прицелился и выжал спусковой крючок.
– Быстрее ползи, Лукьян! – проорал он, обернувшись. – Быстрее, я сказал! Засада это! Сейчас они здесь всех, словно бы цыплят, передушат!
Сразу две пули пробили натянутую материю в том месте, откуда он только что стрелял, но егеря здесь уже не было, лежа под повозкой, он сноровисто орудовал шомполом, перезаряжая фузею.
– Худо дело, братцы! – крикнул он выбравшимся вслед за ним товарищам. – Сейчас они еще маненько по ездовым из кустов постреляют и вот потом всем скопом сюда полезут! Бежать нам надо! У тебя фузея где, дурень?! – крикнул он усатому.
– Дык там она осталась, на передке, – вздохнул огорченно ездовой.
– На передке осталась, – передразнил его раненый. – Еще ведь в егерях состоишь, хвост, вон, на каске носишь. Я понимаю, этот молодой, – кивнул он на Лукьяна. – Чем же отстреливаться теперяча будешь?!
– Да вот у меня чего есть! – крикнул усатый, вытаскивая из кобуры драгунский пистоль.
– А-а! – махнул рукой раненый. – Пукалка! – и вдруг, вскинув ружье, выстрелил в видимую ему цель. – Бегом, за мной! – проорал он и, резко выскочив из-под повозки, кинулся к лесным зарослям.
Двое егерей ринулись вслед за ним. Бегущий последним усатый вдруг запнулся и рухнул плашмя на землю. Лукьян остановился было, чтобы ему помочь, но, увидав у него на спине расплывающееся кровавое пятно, понесся следом за товарищем. Пригнувшись, чтобы не сбить каску о ветки, он бежал за ним несколько минут.
– Игнат, обожди маненько, – попросил он впереди бегущего. – Передохнуть мне нужно, силов уже никаких нет, прямо вот здесь я сейчас упаду.
– Обождем, – согласился тот, заполошно дыша, – вроде не слыхать погони, может, и оторвались, – и, поморщившись, погладил себя по груди.
– Шибко болит? – Лукьян, облокотившись о дерево, кивнул на покрасневшую повязку.
– Терпимо, – проворчал раненый и начал орудовать шомполом. – От отдачи в глазах только вот свет меркнет. Бежать-то вроде как оно полегче было. Заряжена? – кивнул он на фузею, о которую опирался Лукьян.
– Ну да, – вздохнул тот. – Не успел я из нее выстрелить. Не удобственно мне с одной-то рукой.
– Молодец, хоть и с одной, а все равно ведь не бросил, – одобрил молодого егеря Игнат. – Вот из передряги живыми выберемся, походатайствую у Тимофея Захаровича за тебя. Хочешь в дозорные?
– А что, мо-ожно? – протянул обрадованно Лукьян. – Я бы с удовольствием! Дозорный – это же!..
Пуля, не дав договорить, ударила его в грудь. А вот вторая только лишь чиркнула бок Игната. В последнюю секунду перед самым выстрелом он все же увидел какое-то движение краем глаза и успел чуть-чуть отшатнуться.
«Бам!» – грохнула его фузея, уложив того стрелка, что только что убил молодого. Схватив его ружье, он отпрыгнул с обоими фузеями к большому кусту и, упав под него, вскинул ствол, выбирая для себя новую цель. Пуля сшибла ветку буквально в пяди от головы.
– Получай зараза!
Темно-серое облако от выстрела скрыло егеря, и в то место, где он только что лежал, впилось сразу две пули.
Егерь отполз в сторону и залег за большое поваленное, как видно, уже давно дерево. Сорвав с каски волчий хвост, он перевязал его черным шнуром, затянул узел и спрятал под корягу.
– Врешь, волчара, просто так не возьмешь! – прорычал он, заканчивая перезарядку фузеи.
Одна, вторая пули влупили в толстый ствол, за которым он лежал. Егерь выложил два пистоля рядом и, выглянув, выстрелил из ружья в одну из перебегающих черных фигурок.
– Живым его берите! Он троих наших уже забрал. Нет ему легкой смерти! – разобрал он выкрики на турецком. – Эй! Ру-ус, сдавайся! Мы сохранить твоя жизнь! Обещать! – донеслось теперь уже на русском.
– А ты попробуй давай, возьми! – прорычал Игнат и чуть приподнялся, высовывая ствол.
Пуля ударила его в руку, дробя кость. Крик боли и ярости огласил осенний лес.
– Мурат, Омер, Эфе, возьмите его, я ему руку совсем отстрелил, – раздалось неподалеку.
– Идите, гады, идите, – прорычал егерь. – Гренады нет, так бы веселее бы со мной уходили!
Он, лежа на спине, взвел курки на обоих пистолях, один положил на грудь, а второй зажал в целой руке. Послышались острожные шаги нескольких человек. С двух сторон бревна на него выбежало сразу двое. «Бам!» – влупил он в живот самому ближнему пулю. «Бам!» – несколько капель крови и серого брызнуло на лицо второго турка.
– Все, Джемаль, он готовый! Мы его не смогли взять живым! – крикнул он, вытирая эти капли.
Третий воин, одетый во все черное, как и все прочие, перевернул
