откуда… ты и это в своих планах просчитать успела?!
– И не надо так орать. Это же очевидно было: если уровень жизни в Саамо-Финской области уже вдвое выше, чем в Финляндии, а границы у нас с ними довольно условны… Сколько за прошедший год финнов к нам на заработки перебралось? И ведь обратно большинство из них возвращаться точно не собирается, а в правительстве там люди не самые глупые… нацистов-то еще финнобольшевики зачистили, а кого не успели, те уже очень далеко убежали. Правда, я бы их предложения очень внимательно рассмотрела бы: а то вдруг они за присоединение к СССР слишком много запросят…
– Пока они попросили только рассмотреть, как написано, только теоретическую возможность проведения предметных переговоров.
– И что?
– Рассматриваем… много сейчас таких просителей.
– Салчак Тока? Чойбалсан? Еще кто-то?
– А ты откуда про товарища Тока знаешь?
– Рассказы он интересные пишет…
– А ты и тувинский язык знаешь?!
– В русском переводе понимаю без словаря.
– А я уж испугался, что рядом с тобой сижу, а не у ног твоих в почтении валяюсь… ладно, давай послушаем, что товарищ Микоян нам насчет продовольствия расскажет…
Когда около семи вечера заседание закончилось, Вера хотела «примазаться» к Берии: утром в Кремль ее Витя подвез, так как машину в Кремле на подобных собраниях ставить было практически некуда, а ждать вечером «развозную» было и долго, и «неприлично»: ей до дому пешком, причем очень неспешно, можно было минут за пятнадцать дойти. То есть теоретически можно было, однако ходить по Москве просто так ей было запрещено. И пока она раздумывала о том, как ей добраться домой, к ней подошел Иосиф Виссарионович:
– Вера Андреевна, я вот о чем вас спросить хотел. Вы, конечно, только вскользь упомянули, но ведь у вас все предприятия, даже барабанная фабрика ваша, устроены так, что в любой момент они переключатся на производство военной продукции. А ведь это очень заметные дополнительные расходы, которые вообще никак не окупаются…
– Не окупаются, но эти расходы абсолютно необходимы. Потому что впереди нас в любом случае ждет война.
– Вы считаете, что война с Германией неизбежна?
– Ну, война с Гитлером была бы оптимальным вариантом…
– То есть вы считаете, что для нас война с Германией является оптимальным…
– Не для нас, а для тех, кому такая война необходима. И поэтому в Германии сейчас идет ускоренная милитаризация, причем, если внимательно посмотреть, главным образом не за собственный счет.
– Вы можете поподробнее…
– Могу, но не сейчас. Сейчас все по домам спешат, чтобы в спокойной обстановке еще раз обдумать, чем им уже завтра придется заниматься. В любом случае война зимой скорее всего не начнется, так что времени у нас достаточно. То есть достаточно, чтобы я свои мысли по этому поводу могла правильно сформулировать, а у вас – чтобы мы могли все это неторопливо и вдумчиво обсудить. Давайте, где-нибудь сразу после Нового года?
– Вы уверены, что это действительно… не срочно? Ну хорошо, после Нового года я вам позвоню, договорюсь о такой… неспешной и вдумчивой беседе.
Товарищ Берия к товарищу Сталину приехал около девяти часов. Иосиф Виссарионович уже подкрепился, но у Лаврентия Павловича спросил:
– Голодный?
– Нет, спасибо, перекусил, пока документы мне готовили.
– Ну что же… – Сталин потянулся к стоящей на столе бутылке. – Попробуешь? На той неделе привезли, на этот раз действительно хорошее…
– Воздержусь. И тебе советую воздержаться… чтобы дров не наломать в сердцах.
– Даже так? Ну давай, рассказывай, что ты там накопал такого, что за дрова опасаешься.
– Тут Старуха обратила внимание… случайно, я это тоже проверил… смотри: в этом году заявлений о приеме в школу было шестьсот восемь, и из этой толпы детишек руководство школы отобрало самых, понимаешь ли, талантливых. И стало мне внезапно интересно: а кто это в нашей стране самый талантливый?
– Внимательно тебя слушаю.
– Вот список подавших заявления, двух не хватает – сказали, что утрачены, но это уже и неважно.
– Большой список, ты хочешь, чтобы я его прочитал?
– Нет, я тебе основное по списку чуть позже сообщу. А вот это список как раз самых талантливых детишек, его ты уж прочитай…
– Две фамилии кажутся знакомыми…
– Дети преподавателей консерватории, и с ними все понятно. А вот этот армянин – о нем можешь не гадать, племянник жены. А прочие фамилии тебе ни о чем не говорят?
– Пока нет, я вроде ни одной не узнал…
– И я не узнал… сначала. Тут трое… точнее двое – дети высших сотрудников наркомпроса, один – сын замнарома внешней торговли, но и на это можно глаза закрыть. Но меня уже сильно мучает вопрос: это у нас центральная музыкальная школа Советского Союза или хедер? Ведь если армянина в расчет не брать, и этих двоих тоже…
– Хм, и действительно, я как-то сразу внимания и не обратил…
– Дальше – хуже. Мои фининспектора подняли всю документацию за последние восемь лет. Окончательно там обнаглели в тридцать пятом, а с тридцать шестого даже обязательные, казалось бы, прослушивания уже проводить перестали. Списки желающих поступить и принятых у нас почти полностью составлены, сейчас у меня их группируют… по этому признаку.
– И что предлагаешь делать со всем этим?
– Прежде всего, не дергаться. В мае… да, в мае, отдельная комиссия, состоящая из преподавателей других школ и консерваторий, проведет сплошную проверку всех учащихся школы. Есть мнение, что в школе этой детей, кроме как игре на разных инструментах, вообще ничему не учат, Вера говорила, что там и пятиклассники таблицу умножения не знают… Мы уже с некоторыми преподавателями вопрос обговорили…
– Но ведь и эти преподаватели…
– А они как раз буду считать, что проводят аттестацию пушкинской музыкальной школы. Там заведующая школой, некая Цыбина Елизавета Тимофеевна, которую вместе с мужем и основала, очень положительно к такой идее отнеслась: у нее муж сейчас профессор по флейте в Консерватории, и у него как раз к школе этой есть определенные претензии. А Старуха в Пушкино школу построила знатную, там действительно и областной институт… областную консерваторию даже создать не стыдно.
