я раскрыл рот, как получил от Адама категорическое предупреждение под ребро. И продолжил слушать признания Робина.
– Внутри было пусто, – Роб немного смутился. – Анна обняла меня. Ей просто хотелось излить душу, возможно, ощутить глоток любви. Ничего больше. Ничего и не было. Но я зацепился рукой за её брошь. Капля крови, должно быть, тогда и просочилась. А хвост стрекозы обломился и запутался в бинтах. Я поначалу этого не заметил. Дарт увидел нас, идущих со стороны сторожки. Он отчитал меня. Затем отчитал Анну. Суровая личная нянечка Кочински! Как смею я и смеет она в такое нелёгкое время вести себя подобным образом! Чёрствый малый! Ему не понять, что значит чувствовать. Когда Анна увидела сломанную стрекозу, то сняла брошь с жакета, принялась за поиски. Она переживала, что хвост остался в сторожке. Мы не могли проверить это, сторожку стали закрывать. Я принялся тщательно обыскивать каждый угол в здании. Боялся, что…
– …что этот кусочек найдёт Джо? А потом сложит два и два и обнаружит новый способ подставить тебя. Неожиданный поворот: незаконнорождённый сын члена парламента, убивший человека, и жена проректора университета, унаследовавшая состояние, – подытожил Адам.
– Я понимал Анну, как никто другой. Мы с ней одним воздухом дышали. Оба знали, каково это – жить с клеймом безотцовщины.
– Она беременна, – пробормотал я.
Роб потянулся ко мне смущённым взглядом:
– Ничего у нас не было. Минутная слабость, которая закончилась ничем и не могла повториться. Мы просто заложники жизненных ситуаций. Она сказала ещё тогда, в сторожке, что ждёт ребёнка. Это ребёнок Милека. И что у ребёнка не будет отца. А я знаю, что значит родиться без отца…
Я не стал возражать. Мне было всё равно. Анна мне наскучила. Иначе говоря, я оказался мальчишкой, спасовавшим перед трудностями взрослой жизни. Мечтать об этом у меня выходило искуснее. Я бросил женщину с ребёнком. Да, да, это был я – просто ублюдок, не способный дать то, в чём она нуждалась.
– Так какой вариант должен вернуться обратно в архив? – таинственно изрёк Адам.
Робин, поколебавшись, взял в руки фотокарточку, украденную Джо, и разорвал её на мелкие кусочки.
– Я так и думал. Потому прилагал старание, чтобы моя работа была достойна остаться в архиве. – Адам спрятал снимок с топором обратно под кровать.
– Почему? – взорвалось во мне, когда Робин вышел. – Почему сразу не дал знать, что под простынёй ты?
– На случай, если бы Джо на самом деле не спал. Или кто-то ещё. Я бы не хотел обнаружить свои намерения, не докопавшись до сути, – сказал ботаник озабоченно.
Из соседней комнаты доносилась возня. Джо собирал вещи. Мы заглянули к нему.
– Домой? – поинтересовался Адам.
Джо выглядел отрешённо.
– На сей раз да. Но не думаю, что надолго.
– Самому-то куда хочется? – спросил я.
– Не знаю. Кажется, я разочаровал отца.
– Не разочаровал, – сказал Адам. – Он просто не ожидал, что ты уже вырос. Порой, чтобы мы заметили очевидный факт, нас нужно ткнуть в него лицом.
– Или топором тюкнуть, – подкинул я.
Джо кивнул:
– Кажется, я его больно тюкнул. Не пойму только как.
– Кулаки наливаются силой неожиданно, – уклончиво заметил Адам.
Мы вернулись к себе. Я хотел закурить, опустил руки в карманы и нашарил записку.
– Держи. Я вскрыл. Не смог стерпеть ещё и это.
– Не мне тебя учить морали насчёт чужих конвертов.
– А кто был первым привидением?
– Тот, кто искал учебник в комнате Тео. – Адам пробежал глазами записку.
– Убийца? Да что за тайна в этом учебнике? Я ничего не обнаружил.
– Отлично… хоть бы получилось… – бурчал Адам, оторвавшись от клочка бумаги.
– Ты меня слышишь вообще? Такое ощущение, что только видишь.
Я выглянул в окно. День стоял прекрасный, лазурный небосвод сиял до самого горизонта, слабый ветерок распылял запахи лета. Создавалось ощущение приближающегося праздника. Но я давно уже заметил, что у меня душевный паралич.
Через минуту-две я повернулся и обнаружил задумавшегося Адама.
– Слушай, сними мою задницу и скомпилируй как-нибудь, чтоб мысль ясная вышла, и отошли моему старику в конверте. В отличие от Джо я домой не вернусь.
– Конечно… он его слышал, но не видел… вот в чём дело…
– В чём, чёрт возьми?
– Макс, какие же мы слепцы! Всё проще куриного яйца. – Адам взглянул на часы, его брови подлетели, как у суетливой мамочки с семью детьми. – Как мало остаётся времени!
Олоферн сбежал.
Глава 29
Дерево правды
Я закурил. После обеда я поднялся, чтобы причесать лохмы и переодеться для группового фото. Мы пустословили с Питером, пока я прихорашивался.
– Вы что с Робом учудили? Молчит, как будто бромом опоенный.
– Где он?
– Гуляет, как обычно. Романтик, бычий член!
– Мы ничего с ним не делали, – сказал я. – Просто поболтали.
Питер побарабанил пальцами по оконной раме.
– Секрет?
Я ухмыльнулся.
– Не будь глупцом. Он тоже не в курсе, что мы с тобой на двоих выпили сидр в январе.
– Но ни его, ни тебя с норвежским лесным котом не шатало, когда вы вышли из комнаты, – заметил Питер.
– Это верно. Кстати, ты не видел Адама?
Питер покачал головой.
– Он должен был вернуться к съёмке, – сказал я.
– Может, стричься пошёл?
– Навряд ли.
– У иностранцев всегда какие-то причуды. – Питер весело хмыкнул.
Я не ответил. Может, у иностранцев и есть причуды, но у Адама причуды всегда имели логическое объяснение. Кого Агата должна была уговорить и для чего? Почему Адама до сих пор не было?
Мы спустились и вышли на спортивную площадку. У зрительских скамей топтались студенты. Фотограф прицеливался, перемещая по дюйму в разные стороны стойку с камерой. Мне сделалось грустно. Дарт принялся расставлять нас, как фигурки на валлийском комоде. Меня он задвинул в последний ряд на самый край. Я не возражал. Я не собирался вешать у себя в доме этот снимок. Наверное, и Пинкертон не собирался.
Где пропадал Адам, Дарта вообще не интересовало. Взглянув на общую картину, он удалился и привёл под руку Милека Кочински и, как ценнейшее дрезденское блюдо, поставил его на среднюю скамью по центру. Дарт что-то шепнул проректору. Кажется, он сказал «так надо».
– Ты знаешь, где это – Гейло? – спросил я у Питера.
– Гейло? Очевидно, где-то в весёлом месте, – рассмеялся Питер.
За ним и я ухмыльнулся.
Фотограф расстроенно покачал головой. Как и препода латыни, решение Дарта его не устраивало. Он принялся менять кого-то местами, добиваясь одному ему видимого совершенства. Стояла тихая болтовня. Гарри бил по голове ботаников. Питер что-то напевал. В один момент Кочински сиротливо повернул голову
