бы так плохо? — спросил он. — Оставаться здесь, пока ездишь туда-обратно? Это выполнимо.
Уступить ему дюйм, и он преодолел бы милю. Рациональность должна быть на первом плане, а не чувства. В конце концов, мы были на деловой встрече. Я слегка поморщилась, прежде чем стерла эту эмоцию. Уходите, чувства. Ваше место в этой дискуссии нежелательно.
— И как это сработает? — я подняла бровь.
— Вертолет, — ответил он.
Так просто, как будто это могло склонить ситуацию в его пользу и привлечь меня на свою сторону. Почему он хотел, чтобы я была здесь? Я была ему обязана. Вот и все.
— Послушай,… Обычно я не привязываюсь. До этого момента в моей жизни у меня все было хорошо без кого-либо рядом, — смело заявила я.
Его глаза пронзили мое лицо. Я отвернулась от проницательного взгляда, особенно после этого комментария. Я отдала слишком много; я и так уже многое сделала с ним. Мне нужно было что-то взамен, что угодно.
Изменило бы это что-нибудь? Хрен его знает.
— Как ты прокомментировал это раньше? О, да. Ты не из тех женщин, в которых влюбляются мужчины. Мило, — я нахмурилась.
О, привет, чувства, вы продержались недолго, прежде чем вырвались из своих рамок. Да, мне все еще было горько из-за этого комментария, в частности. Поговорим о том, чтобы вспороть кому-нибудь живот без извинений.
— Просто потому… — прорычал он, обрывая себя. Вскочив на ноги, он грохнул стаканом об стол и принялся расхаживать взад-вперед.
Это его самообладание дало трещину? Ужасный стыд. Мое сердце обливалось кровью. Это была приятная перемена в обстоятельствах — видеть, что он вел себя как простой смертный.
Жесткость и точность, которыми он так хорошо владел, которые обычно окутывали его подобно доспехам, показывая трещину в его контроле, проблески которой я видела несколько недель назад, теперь начали проявляться снова, и я была здесь из-за этого. Я с трудом удержалась от улыбки.
Хотела ли я изменить этого человека? Нет. Зачем мне это делать? Просто я хотела, чтобы он впустил меня. Позволил бы мне быть той, с кем он чувствовал бы себя достаточно комфортно под этой покрытой броней. Всего лишь один жалкий человек. Это было большое желание, а не то, чего, я думала, он хотел. Или планировал.
Точно так же, как я чувствовала, как по моему телу разливалась крапивница при мысли о том, что ему или кому-либо еще был бы разрешен доступ к тем частям меня, к которым никто не осмеливался приблизиться. Я всегда знала, что ни с кем не следовало связывать свое счастье.
Я никогда раньше не привязывалась, потому что привязанности приводили к ожиданиям, которые приводили к разочарованиям. Но каким-то образом, независимо от того, что свело нас вместе, я верила, что между ним и мной было нечто большее. Я почувствовала это.
Как бы сильно мне ни хотелось убежать в другом направлении и отрицать это, оттолкнуть это. Быть в эмоциональной безопасности. В то же время я хотела быть рядом с ним. Те две недели, когда я вернулась к своей обычной жизни, показались мне целой вечностью, когда я не видела его и не была в пределах его досягаемости.
Было ли это похоже на чистое безумие? Должно быть.
— Ты станешь моей женой и останешься здесь. Конец, — провозгласил он, крутя часы на запястье и постукивая по ним в своем стиле.
Казалось, он делал это часто.
— Что ты собираешься сделать, когда все закончится? Запрешь меня в своем особняке, оборвешь связь с внешним миром, скроешь от меня важную информацию о моей жизни? О, подожди… — я подзадоривала его. — Рейн Марчетти, босс мафии, — передразнила я, моя внутренняя стерва украла шоу. — Он не может привязать к себе женщину, поэтому буквально держит ее в заложницах. И все это время относиться к ней как к очередной помощнице, которая не имеет собственного мнения, превращается в оболочку личности, стремиться найти выход из этой тюрьмы любым возможным способом.
Я затронула ту внутреннюю болевую точку, о которой говорил Дарио. Его мама. Это было жестоко, но ничто из сказанного мной не было ложью.
Очевидно, я все еще была недовольна тем, как все это произошло. Таковы были мои чувства — подайте на меня в суд.
Снова был тот перелом, та маленькая трещинка. Мне снова удалось скользнуть под его кожу. Горящие яростью глаза встретились с моими. Я сжала бутылку в руке, когда он встал передо мной, раздвигая мои ноги коленями и вторгаясь в мое личное пространство. Он посмотрел на меня сверху вниз с непроницаемым выражением лица.
— Мне нужна последовательность, — призналась я, решив вести разговор так, как будто он сидел напротив меня, а не нависал надо мной с бог знает какими мыслями, копошащимися в его мозгу. — В долгосрочной перспективе я не могу поддерживать отношения между нами на такой глубине, на которую мы ныряли с головой при каждой возможности. Это просто вредно для меня, и это вызовет более частые приступы.
В моей жизни должна была быть какая-то стабильность, каким бы хаотичным ни казался ее график. Рутина, то, как я что-то делала — все это было частью поддержания моей стабильности. Этого требовало от меня мое биполярное расстройство. Поверьте мне, когда я говорила, что когда я шла против этого, ничего хорошего из этого не получалось.
— Ты должна объяснить мне это по буквам, Голливуд. Возможно, я раздобыл твои медицинские карты, перечитал их дважды, но даже я не узнал ни одного твоего эпизода. Только Дарио указал мне на это, — он провел пальцем по нижней губе. — И все же я заметил твою возросшую… гиперактивность.
Глаза вспыхнули, радужка потемнела. Да, я была уверена, что он помнил, как трахал меня до бесчувствия несколько дней подряд. Уровень моей энергии никогда не снижался, небольшая милость за плохие эпизоды. Нужно искать каждый позитив.
— Послушай, я не прошу тебя любить меня. Хотя это было бы неплохо, учитывая, что я думаю, что влюблена в тебя. На самом деле, я почти уверена, что это так.
Отвинтив крышку бутылки с водой, я утолила жажду, прежде чем отшвырнула ее в сторону. Тишина, повисшая после моего комментария, была не из приятных. Во всяком случае, не с моей стороны.
— А ты не просишь? — насмешливо спросил он, хищно склонив голову.
— Нет, — солгала я.
— Хм, мне кажется, что этот ответ был, по сути, вопросом. Что это, Голливуд? Ты хочешь, чтобы я любил тебя, или ты просто хочешь, чтобы я принял твою любовь, — насмехался он. — Или и то, и
