с любыми трудностями так или иначе.
Сновидец взбил подушки, уютно устроился под мягким одеялом. Пришло время действовать. Очевидно, что Генри не станет слушать его ни во сне, ни в реальности. Ни один мужчина не сможет убедить его, но что, если с ним поговорит женщина? И не просто женщина, а специально обученный специалист, который вызовет его на откровенность, побудит рассказать о причинах столь жестокого желания. У Лоуренса есть опыт общения с аудитором, понимание, как они работают, а значит, он может воссоздать для Генри нечто похожее. Это должно сработать, особенно, если аудитор примет облик Элейн.
Лоуренс смежил веки, сделал глубокий медленный вдох и выдох, мысленно воссоздавая нужный образ. Настоящая сила сновидца не в том, чтобы дрейфовать между снами, а в том, чтобы самому создавать их. Нужно представить безопасное комфортное место…
…В теплом солнечном луче, пронзающем воздух сквозь неплотно задернутые зеленые шторы, медленно кружились пылинки. Было тихо. Она сделала глоток горького лавандового чая. За закрытой дверью послышался звук, словно кто-то взялся за ручку, но не решался повернуть ее. Была почти половина второго, перерыв подходил к концу.
— Входи! — попросила она, со стуком отставляя пустую чашку.
— Вот и я. — Генри вошел озираясь, сжимая пачку исписанных листов.
Он был тих, задумчив, словно не до конца понимал, где находится. Генри был уже пожилым человеком, но еще не стариком. Чуть больше морщин на лице, седины в волосах, но походка по-прежнему уверенная. На нем были серые брюки со стрелками, небесно-голубая рубашка со стоячим воротником, серый шелковый жилет и шейный платок желтого цвета.
— Пунктуальность — прекрасная черта. Садись. — Она показала на мягкое кресло, обитое бордовым велюром. — Как прошел день?
— Сложно сказать, — уклончиво ответил он. — Вроде бы неплохо, но я чувствую себя странно.
— Что ты имеешь в виду?
— Как будто я — это не я, а кто-то другой… — он покрутил головой и спросил голосом, полным сомнений. — Разве я не должен быть в другом месте?
— Ты можешь уйти в любой момент, если захочешь. Хочешь уйти?
— Пожалуй, нет, — он покачал головой. — Это приятное место. Спокойное. Прости, не хочу показаться грубым, но кто ты? Я не помню твоего имени.
— Мы старые друзья.
— Как давно мы знакомы? Мне кажется, что давно, но я не уверен наверняка.
— Целую вечность. Я здесь, чтобы помочь тебе, — она улыбнулась и показала на бумаги. — Что это там у тебя?
— А, это… — он с удивлением посмотрел на записи, словно увидел их впервые. — Похоже, что я вел дневник. Хочешь взглянуть?
— Конечно, ты ведь отличный писатель.
Она бегло просмотрела страницы. От начала и до конца их покрывала одна и та же фраза: «Мы обязательно встретимся снова». Сотни одинаковых предложений, написанных уверенным убористым почерком.
— Это выглядит так, словно кое-что тебя беспокоит… — она аккуратно отложила записи в сторону.
— Нет, все в порядке. — Генри покачал головой, смахивая с манжеты рубашки несуществующую нитку.
— Будешь чай?
— Лавандовый? — он принюхался.
— Да.
— Нет, спасибо, не хочу больше его пить. Не здесь. Он горький словно разведенные слезы. Можно мне печенье?
Она подвинула тарелку с золотистым песочным печеньем. Генри осторожно взял одно, откусил кусочек.
— Когда-то у меня жила канарейка. Маленькая желтая птичка. Очень забавная. Насыплю в плошку зерна, перемешаю с крошками печенья, а она прыгает вокруг и выбирает самое вкусное.
— Что стало с птичкой?
— Улетела. — Он пожал плечами, избегая говорить о смерти. — Куда улетают канарейки, когда приходит время? Домой.
— У меня для тебя подарок, — она достала небольшую картонную коробку, когда он закончил с печеньем. — Угадаешь, что в ней?
— Нет, но надеюсь, что-то хорошее. — Генри несмело улыбнулся.
— Прошу, — она подвинула коробку поближе.
Он снял крышку и вытащил маленький черный метроном, стрелка которого была увенчана блестящим шариком.
— Ух, ты… Какая странная штука, — пробормотал он, осматривая ее со всех сторон. — А что она делает?
Она легко тронула стрелку. Та лениво качнулась вправо до щелчка и в обратную сторону. Тик-так.
— Это для музыкантов! — вспомнил Генри. — Я видел эту вещь, с ее помощью отсчитывают ритм. Мне бы хотелось научиться играть.
— Метроном. У него много достоинств. Следи за шариком, — мягко попросила она.
— Забавно… — Генри откинулся на спину, не спускал глаз со стрелки. — В этом в самом деле что-то есть.
Напряжение уходило из его тела, мужчина постепенно расслабился. Мерный стук и дыхание Генри зазвучали в унисон. Он сложил руки в замок и мечтательно улыбнулся, обводя комнату остекленевшим взглядом.
— Ты в безопасном комфортном месте. Тебе легко дышится. Ты слушаешь мой голос и можешь отвечать на вопросы. Ты меня понимаешь?
— Да, — ответил он приглушенным голосом.
Генри не спал. Да и можно ли уснуть во сне? Лоуренс, приняв облик Элейн, внимательно наблюдал за ним. Он не ожидал, что Генри, столь опытный сновидец, позволит с такой легкостью изменить свой сон. Хотя реплика о метрономе наводила на мысль, что Лоуренсу удалось отыскать Генри не знающего о сновидцах и не обладающем свободным временем, чтобы научиться играть на фортепиано. Это был тот Генри, который все же встретил Элейн. Именно его сны о белом доме на берегу, об ухоженном саде, о поездке в вагоне-ресторане подарили Лоуренсу смысл жизни.
Он с благодарностью посмотрел на человека в кресле. Все, что он делает, он делает ради них обоих.
— Представь себе самый счастливый момент в своей жизни.
— Готово. Представил. — Губы Генри медленно разошлись в улыбке, он прикрыл глаза.
— Можешь описать мне его?
— С радостью, — Генри оживился. Его манеры изменились, теперь это был молодой человек. — Я полностью счастлив. Меня переполняет радость, нет, она распирает меня так сильно, что я вот-вот лопну. — Он счастливо рассмеялся. — Но, конечно же, этого не произойдет.
— Чем вызвано такое сильное чувство?
— Не чем, а кем, — Генри покачал головой, поправляя. — Я всегда был неуверен в себе. Меня охватывал страх, когда я думал о том, кто я есть. Мне казалось, что я жалкий и никчемный, но теперь, когда она ответила мне взаимностью, вся моя неуверенность, страхи испарились без следа. Это сделало меня таким счастливым, как никогда раньше.
— Кто же эта прекрасная незнакомка?
— Ах, в самом деле прекрасная… Даже будучи поэтом, я не смог бы воздать должное ее красоте. Чудесная, восхитительная…. Но незнакомка? Нет, ничего подобного. Когда мы встретились впервые, это не была случайная встреча двух незнакомцев, — он вдруг умолк, над чем-то раздумывая.
— А что же это было?
— Встреча двух любящих сердец после долгой разлуки. Я посмотрел на нее и понял, что больше никогда не буду один, — Генри с облегчением вздохнул
