В этот момент и раздался резковатый в комнатных сумерках звонок. Пафнутьев уже не ждал никаких вестей, и сердце его сразу отозвалось несколькими тяжкими ударами — не к добру звонок. По каким-то ему самому неведомым признакам он всегда знал заранее, будет ли разговор приятный или же нервный, тревожный.
— Да! — сказал он в трубку. — Слушаю.
— Павел Николаевич? — голос был знакомый, но Пафнутьев никак не мог вспомнить — кто же это? Но телефонный гость сам назвался. — Невродов тебя беспокоит, на ночь глядя. Не возражаешь?
— Всегда рад! — как можно приветливее отозвался Пафнутьев. Но понял, догадался, почувствовал — тяжелый будет разговор, не звонят областные прокуроры в такое время, чтобы сообщить нечто радостное не звонят, чтобы спросить о самочувствии или поздравить с днем свадьбы. Другие у них поводы, другие задачи и требования.
— Как жив-здоров? — продолжал спрашивать Невродов, оттягивая главное, ради чего он и позвонил.
— Очень хорошо! — не сбавляя темпа, отрапортовал Пафнутьев.
— Судя по твоему тону, тебя и сновидения посещают самые счастливые, добрые, полные радостных предзнаменований, а, Павел Николаевич?
— Мне снятся большие ласковые собаки, они лижут меня своими розовыми, влажными, горячими языками, трутся об меня своими мордами и по-кошачьи мурлыкают мне прямо в ухо.
— А мне снятся пауки, лягушки, змеи и прочая нечисть, — грустно поделился прокурор.
— Что-нибудь съел и, наверное, плохое? — предположил Пафнутьев.
— Ладно, Павел Николаевич... Мое меню обсуждать не будем. И без того есть, о чем поговорить... Один человек был у меня недавно... О том, о сем поговорили.
Ничего так, парень, башковитый. И дела умеет делать, и законы соблюдает, и налоги платит исправно.
Эти слова никак не вписывались в облик Невродова. У прокурора должен быть обвинительский уклон в словах, мыслях, поступках. Такая у него работа, за это он деньги получает. А тут прямо адвокат, а не прокурор. Не должен он хвалить человека вот так взахлеб, не станет ради этого звонить старому своему соратнику Пафнутьеву. Если же он это делает, значит, есть у него для этого причина, а причина может быть только одна...
— Он у тебя сейчас сидит? — прямо спросил Пафнутьев.
— Да, — замявшись, ответил Невродов.
— Меня не слышит?
— Нет. Кстати, он знает тебя, хорошего о тебе мнения... Бевзлин его фамилия. Слышал?
— Приходилось.
— Жалуется Анатолий Матвеевич, нехорошо ты себя ведешь. Обижаешь. И сотрудники твои ведут себя неуважительно по отношению к Анатолию Матвеевичу.
— Виноват, — сказал Пафнутьев. — Я уже провел с ними работу, одного даже уволил.
— Уволил? — удивился Невродов, явно не для Пафнутьева, для Бевзлина, который сидел в его кабинете, было предназначено это восклицание. Пафнутьев хорошо представил себе, как тот развалился в кресле, забросив ногу на ногу, как радостно улыбается и как молодо лучатся его глаза.
— Да! Я не намерен работать с людьми, которые не умеют прилично себя вести! — продолжал Пафнутьев угодливо и усердно.
— Правильно, от таких надо избавляться! — подыграл ему Невродов. Но в голосе его оставалось беспокойство, может быть, зависимость — такие нотки в разговоре Пафнутьев чувствовал остро и безошибочно. Юлил Невродов, это было совершенно очевидно. Но когда перед тобой юлит большой человек, это чревато.
Опасно держать слона за хвост, даже когда он удирает от тебя сломя голову. И Невродов недолго будет юлить, спохватится, вспомнит, кто он, как называется его должность, и голос его окрепнет, зазвенит в нем металл, гневно и яростно. Но пока, похоже, до этого дело не дошло. — Павел Николаевич, — проговорил Невродов несколько смущенно. — Анатолий Матвеевич уважаемый человек, его знают в нашем городе давно и с самой лучшей стороны...
— Брать его пора, — ответил Пафнутьев, отбросив все дипломатические обороты.
— Ни в коем случае!
— Он оставил следы на трупе.
— Сейчас это не имеет слишком большого значения. Дошли слухи, что ты плетешь вокруг него свои сети, это правда?
— Да.
— Не надо, Павел Николаевич. Это все недоразумение. Я во всем разобрался, у меня нет никаких сомнений в том, что Анатолий Матвеевич...
— Валерий Александрович! Вы решили позвонить мне в присутствии этого хмыря. Как я понимаю, не по своей воле. До сих пор мы с вами работали вместе, были единомышленниками и не подводили друг друга. Я правильно понимаю положение?
— Да, вполне.
— Я остался один?
— Нет, Павел Николаевич. Все осталось по-прежнему.
— Я могу ваши последние слова принять всерьез?
— Да. Вы обязаны это сделать.
— Он торгует младенцами, умерщвляет стариков, завел бордель, вокруг него постоянно гибнут люди...
— Возможно. Видите ли, Анатолий Матвеевич намерен выставить свою кандидатуру в губернаторы нашего города. И у меня нет сомнений в его победе. Он депутат, проявляет большую заботу о горожанах, можно сказать, содержит роддом, заасфальтировал рынок, оплатил новую крышу на здании школы... Кроме того, он три месяца платил зарплату учителям, без него они попросту все бы вымерли от голода.
— Так, — крякнул Пафнутьев.
— Я хочу, чтобы вы все это знали, — произнес Невродов тем странным голосом, который позволял толковать его слова по-разному — то ли он сообщал сухую информацию, то ли предупреждал, или же хотел насторожить. — Прошу обратить внимание, Павел Николаевич, на еще одно важное обстоятельство... Анатолий Матвеевич вхож в ближайшее окружение президента. Вам это о чем-нибудь говорит?
— Да, и очень много. О президенте, в основном.
— Завтра-послезавтра забросьте мне все бумажки, которые у вас собрались. Я сам поговорю с Анатолием Матвеевичем и задам ему вопросы, которые покажутся мне уместными.
— Нас двое? — снова спросил Пафнутьев.
— Да.
— Мы вместе?
— Да.
— Я вас правильно понял?
— Я в этом уверен. Учитывая сложившуюся обстановку, я прошу вас, требую, в конце концов, прекратить копать под этого человека. Не позволю! — в голосе Невродова прозвучали гневные нотки, но Пафнутьев, о, этот старый пройдоха, шут и хитрец Пафнутьев явственно уловил в словах областного прокурора второе дно,Вы меня хорошо поняли?
— Очень хорошо понял. Главное то, что мы, как и прежде, вместе, мы с вами последние воины и продолжаем наше святое дело. В прокурорских кабинетах, на городских свалках, в подворотнях и бардаках мы продолжаем, Валерий Александрович, выполнять нелегкие свои обязанности!
— Совершенно правильно, Павел Николаевич. Понадобится помощь — звоните.
