Книга Вуайерист - Фиона Коул

— Можем мы… — начал он, затаив дыхание. — Можем ли мы попробовать ещё раз?

Я одарила его дразнящей улыбкой.

— А я думала, ты устал.

— Не так уж и сильно, — произнёс он, перекатываясь на меня.

На этот раз всё было более целенаправленно, чем прошлой ночью. Прошлой ночью мы сгоряча воспользовались моментом, чтобы потеряться друг в друге. Этим утром, лёжа обнажённой в его объятиях, я раздвинула ноги, чтобы его бёдра могли прижаться ко мне. Он опёрся на одну руку и отодвинулся достаточно, чтобы дотянуться и обхватить свой член, поместив его у моего входа. Я и глазом не моргнула, как он провёл мягкой головкой вверх и вниз по моим складочкам, заставляя мои бёдра приподняться ему навстречу.

Губы Кэллума приоткрылись, из них вырывалось тяжёлое дыхание, когда он вошёл в меня ровно настолько, чтобы опуститься и медленно продвигаться дюйм за дюймом.

— Я мог бы к этому привыкнуть. Пускай твоя киска станет моим домом.

— Она твоя.

Он зажал мою голову между своими предплечьями, его бицепсы напряглись по обе стороны моего лица, но я едва это замечала, потому что он двигался внутри меня. Кэл смотрел на меня с благоговением, как будто я была ответом на всё, что он когда-либо искал. Чувствовал ли кто-нибудь себя таким желанным?

Мои бёдра натянулись от напряжения, вызванного удовольствием. Он покачивал бёдрами, прижимаясь ко мне, заставляя меня задыхаться.

— Так приятно? — он улыбнулся и сделал это снова. И снова.

— Кэллум. Пожалуйста.

Пот выступил у него на лбу, и он ускорил движения, ритм стал менее плавным, чем мгновение назад. Он сильно вошёл, и я вскрикнула. Закинула ногу на его бедро, нуждаясь почувствовать его глубже. Он наклонился и, наконец, поцеловал меня, переместив другую руку на моё бедро, чтобы удержать меня на месте, когда он реально начал меня трахать.

— Оклин. Оклин.

Он произносил моё имя как молитву, и каждый раз, когда он со стоном произносил его в мою плоть, оно посылало очередную волну удовольствия в мою сердцевину, подталкивая меня всё ближе и ближе к краю. Я крепко прижималась к нему, наслаждаясь ощущением, как этот сильный мужчина изгибается надо мной, как волосы на его груди задевают мои соски, пробуждая их к жизни.

Когда он начал терять контроль, он прикусил мою шею с протяжным стоном. Бешеный темп был жёстким и глубоким, и Кэллум каждый раз ударял по моему клитору. Я поднималась и поднималась, пока, наконец, всё моё тело не напряглось и не взорвалось. Я застонала от своего освобождения, наслаждаясь тем, как его звуки смешиваются с моими собственным, как музыка, уникальная для нас. Для нашего удовольствия, для нашей любви.

Когда я открыла глаза, он снова смотрел на меня сверху вниз, такой напряжённый, и такой сияющий, и просто счастливый. Протянув руку, я вытерла капельку пота с его виска и зарылась пальцами в его волосы. Я не могла не улыбнуться ему, мне нравилось, каким красивым он был, какой прекрасной я себя чувствовала с ним.

Я любила его.

Реальность этого осознания поразила меня, и думаю, что всегда чувствовала это, растущее под поверхностью, но, наблюдая, как он отвечает на мою улыбку, всё ещё скрытую внутри меня, этого нельзя было отрицать. Я любила его.

Моя улыбка сменилась смехом, и он смеялся вместе со мной, пока у нас обоих не выступили слёзы на глазах от всех эмоций, создающих пузырь вокруг нас. Когда он выскользнул из меня, мы застонали в унисон, и он наклонился, чтобы поцеловать меня, прежде чем упасть на бок.

— Мы можем заниматься этим весь день?

— Хотелось бы, но не могу. У меня сегодня встреча с моим консультантом.

— В воскресенье?

— Ага. Он хотел показать мне спортивный центр и встретиться там с физиотерапевтом. Сказал, что воскресенье — хороший день, потому что обычно всё проходит медленно, и у него будет больше времени, чтобы прогуляться со мной.

— Похоже, это хорошая возможность, чтобы привлечь их внимание к твоему имени.

— Так и есть.

Я чуть было снова не открыла рот, чтобы рассказать ему, что сегодня у меня собеседование на стажировку, но не стала. Часть меня хотела поделиться своими переживаниями, своим волнением, но тогда бы мне пришлось столкнуться и с разочарованием вместе с ним, а я не хотела признаваться в неудаче большему количеству людей, чем это было необходимо.

Кроме того, мы могли бы отпраздновать это вместе, когда я удивлю его, надеюсь, хорошими новостями.

— А как насчёт после? Ещё один ужин?

Поджав губы, я попыталась придумать что-нибудь другое, кроме правды, но, хотя я и не возражала против того, чтобы что-то не говорить ему, я не собиралась откровенно ему лгать.

— Не могу. Мне нужно сегодня вечером работать.

Я будто почувствовала, что его тело отключилось. Его хватка на мне ослабла, и он перекатился на спину, чтобы посмотреть в потолок. Я ненавидела это, часть меня хотела извиниться и сказать, что я всё отменю, но я не смогу делать этого вечно. Это факт того, кто я, и то, с чем нам просто приходится иметь дело. Никакое количество извинений не сделает это легче или лучше. Так что вместо этого мы оба поступили проще и лишь проигнорировали это. Кэлулм отрицал и скрывал своё разочарование, а я отрицала и скрывала то, что я это заметила.

— Хорошо, — сказал он ровным голосом, в котором не было прежнего волнения. — Завтра. После учёбы.

— Да, — согласился я, пытаясь усилить возбуждение, но вернуть его было невозможно. Я посмотрела на профиль Кэллума, заметила, как напряглись мышцы на его челюсти, и мне захотелось сделать что угодно, чтобы он почувствовал себя лучше.

«Я люблю тебя» чуть не сорвалось с моих губ, мне пришлось прикусить язык, чтобы остановить эти слова. Но я должна была, потому что это была не та причина, по которой я хотела сказать ему, как много он для меня значит. Я не хотела говорить ему, чтобы он почувствовал себя лучше в данный момент, или чтобы дать ему понять, что я никогда не захочу никого, кроме него. Я хотела сказать ему, когда это чувство поглотило нас обоих. Когда станет слишком много любви, а не разочарования.

Вместо этого я перекатилась через него и вложила все свои невысказанные слова в поцелуй. Он поцеловал меня в ответ так крепко, как будто у него были свои собственные истины, которыми он мог поделиться.

Мы целовались до тех