выпороть перед уходом, а могли и в тюрьму бросить. Чай, у лорда воровал, балбес этакий. А она, слышь-ка, пороть-то как раз и не велела. Хоть и тощая, а все ж не злобная. Вдовушка-то эвон сдобная какая, загляденье прямо, а поди ж ты – зараза и гадина, каких поискать! В бабах этих никто разобраться не может, даже и я не всегда понимаю, чего надобно им, где уж барону-то понять. У них, у господ-то, все не как у людей.» -- философски закончил он свою мысль и бритье лорда одновременно.
Этот тонкий ценитель женской красоты искренне не догадывался, почему лорд никак свои дела сердечные в порядок не приведет.
«Женщине ведь что надобно? – думал он, подавая лорду домашнюю бархатную куртку. -- Всем известно, что на подарки они падки, да и на сладости. А барон, хоть и богатей, а всего раз ей ткани отрезал на одежу. А чего бы при этаком богатстве не дарить-то? Хотя я бы вот даже и не стал кладовую зорить. Раз пирожное с кухни какое преподнесть, другой – конфектов заморских из лавки городской. Оно, глядишь, и стронулось бы… Ну, своего ума не вложишь.» -- с сожалением глянул он на барона, смахнул с его плеча прилипшую пушинку и отошел, давая возможность лорду оглядеть себя в зеркало.
Барон Генри Хоггер глянул на свою крепкую фигуру, кислое хмурое лицо и усилием воли разгладил морщинку между бровей: «Ничего, не все еще потеряно. Вот отвезу мадам в Вольнорк, сдам в руки новому мужу, а там… Дорога назад длинная, чужих глаз больше не будет, можно и поухаживать, раз уж ей так хочется. В конце концов, я Элиз не насиловал. Она сама целовалась так… -- тут барон почувствовал некое физиологическое неудобство и постарался выгнать из головы мысли о той ночи. – Конечно, девице с ее воспитанием и образованием должно быть стыдно, что она не устояла. Только вот… не похоже, что она от скромности и неловкости меня отвергает…» – морщинка вернулась на свое место, и лорд в некотором раздражении отправился в столовую.
Даже для себя самого он не мог твердо решить, почему именно отвергла его леди Элиз. Из-за своей репутации? Но ведь к Берту она собиралась поехать одна, значит не так уж и дорожит добрым именем. Да и в целом не похоже, чтобы она чего-то боялась, даже и сплетен. Он, Генри Хоггер, ей противен? Но ведь тогда ночью все было совершенно добровольно. Более того, она сама проявляла инициативу до момента…
«Ну, не могла же она не знать, что все еще девственница?! Или могла?»
Метания эти, от одного нелепого варианта к другому, еще более несуразному, продолжались уже довольно давно и не давали барону жить спокойно. А уж сны, которые частенько беспокоили его ночами, и вовсе днем вспоминать было грешно.
***
Радости моей не было предела! Мы собирались ехать в Вольнорк, но мне не придется делить карету с мадам Аделаидой! Одна эта новость радовала меня даже больше, чем вызов в кабинет барона.
Хотя и по нему я сильно соскучилась. Мне не хватало наших теплых бесед, его рассказов о службе, о восточных обычаях и еде, о приключениях в дороге, когда он еще служил в охране караванов.
Последние две недели лорд охотился где-то на границе баронства. Там ставили какую-то избу для валяния шерсти, туда он весной купил и отогнал два десятка овец. Месяц назад, по первым заморозкам из этого села пришла жалоба, что зайцев расплодилось столько, что нужно бы егерей на охоту, иначе все сады до весны обожрут.
Вернулся барон только вчера вечером, к ужину вышел довольный, а я… Что уж там, я была рада его видеть. Себе-то можно признаться. Это состояние не очень мне нравилось, так как никаких перспектив в отношениях у нас быть не могло. Я старалась реже думать о нем. Он хозяин, я наемный персонал. На этом все.
Немного похудел и осунулся, но цвет лица здоровый. Карие глаза все такие же яркие, чуть обветренные губы, теплая улыбка:
-- Рад вас видеть, леди Элиз.
-- Я тоже рада, господин барон.
-- Милый Генри, – вмешалась мадам Аделаида. – Ты уже видел карету, которую прислал за мной жених?!
Карета и впрямь была роскошна. Значительно больше баронской, с золочеными гербами на дверцах, с выходами на обе стороны, даже с маленькой печуркой внутри. Она прибыла вместе с письмом для баронессы от жениха маркиза Вэнкса еще два дня назад.
Понятия не имею, что там писал маркиз, но баронессу просто распирало от самодовольства. Она хвасталась положением в обществе своего жениха и его богатствами так, как будто заработала все лично.
Она предвкушала зимний сезон в столице, и для меня это было благо: занятая мыслями о будущем, мадам почти не цеплялась ко мне. Только без конца перечисляла богатые поместья барона и упоминала его высокородных знакомых.
-- Скоро мне предстоит попасть в это избранное общество. Ах, это так волнительно!
Я даже не злилась на капитана Арса за то, что он снова предпочел питаться с солдатами. Я его понимала.
За ужином я поймала на себе внимательный взгляд барона и, совершенно неожиданно даже для себя, смутилась. Чувствуя, как краска приливает к лицу, уткнулась в тарелку. Неловкий был момент, прямо скажем.
Уходя из столовой, лорд Хоггер напомнил:
-- Леди Элиз, жду вас утром с отчетом. До завтрака.
-- Как скажете, ваша светлость.
Вот и отправилась я на беседу, даже не успев выпить чашку чая. Интересно, что за срочность? Дверь в кабинет была распахнута, и барон, заслышав мои шаги, вышел оттуда.
-- Доброе утро, леди Элиз.
-- Доброе, лорд Хоггер.
-- Пойдемте, леди. У нас есть небольшое дело.
Я молча шла за ним по коридору, не слишком понимая, куда. На этом этаже несколько кладовок, ключи от
