выход. Эхом раздавался стук моих шагов. Мысли вихрем вертелись в голове составляя план.
Мама — похороны.
Люся — опека.
Ксюша — разговор.
Я бы поехал сейчас же к Ксюше или к Матвею, чтобы набить ему морду.
Но в начале нужно к отцу. Предупредить его о смерти матери и о нашем будущем.
Такси приезжает с задержкой, но уже через двадцать минут я стоял перед дверью.
— Глеб, — удивился отец ночному визиту. — Ночь на дворе.
— Мама умерла.
Без предисловий и приветствий.
Отец в шоке. На его лице присутствует горе и облегчение. Он любил мать, но в то же время его душило само ее существование.
Какого это жить не своей жизнью. А со страхом и с оглядкой на другого.
— Нужно поговорить.
Вхожу в комнату Люси и с улыбкой наблюдаю как сестренка сопит. Ее рука болталась и почти касалась пола. Я тихонько подошел и поправил ее положение, а затем одеяло.
На кухне меня ждал отец, перед ним стояла бутылка водки.
— Ты, надеюсь, нечасто прикладываешь к ней.
Киваю на бутылку. Но отец вроде как отрицательно машет. И внешне не видно побочных эффектов напитка. Но то что она у него находилась, напрягало.
— Сегодня можно. Помянем?
Отец разливает и ставит передо мной стопку. Он тут же закидывает ее в себя, а я отодвигаю.
Не могу.
— Пап, по документам я и Люся будем с тобой.
— Ты? Разве тебе нет восемнадцати?
— Только через месяц, — кривлюсь я. — Так вот, сходишь я скажу куда и возьмешь все документы о смерти матери. Что ты отец одиночка. Ну и возможно нам нужно будет прописаться в одном месте.
— А жить, что? Со мной будете?
Отец напряжен. Он ждет ответа. Ему не хочется жить с нами.
Почему? Неужели боится нашего «дружеского» сумасшествия?
— Нет, — резко отрезаю я. — Тебе нужно только получить необходимые бумаги. Постоять с нами на похоронах. И иногда приходить на собрания. Но я и Люся будем жить на нашей квартире. И я буду о ней заботиться сам.
— Глеб, я понимаю, что это не правильно. Перекладывать на тебя ответственность в виде сестры и это для тебя лишения в свободе. У тебя ведь молодость. И…
— Лишения? В свободе? — Закипал я от слова отца. Как он смеет называть мою сестру лишением. Словно она обуза. — Отец, она для меня не обуза. Она не причина моих лишений. Я ради нее любого сотру в порошок. Даже если это будет наш отец.
На этих словах я встаю и забираю бутылку из его рук. Он собирался налить уже пятую стопку. Без сожаления я вылил напиток в раковину, а стекло выкинул в мусорный бак.
— В квартире ребенок. Не смей напиваться.
Снова зашел в комнату к Люсе, но она сладко спала. На часах пять утра. Ложиться спать нужно бы. Но мне казалось, что это неправильно. Что-то во мне противилось лечь в кровать. Но и мчаться к Ксюше сейчас слишком рано.
Чтобы не сманиться вторым, отправился в душ. От меня пахло больницей. И, чтобы отмыть от себя этот запах, мне пришлось натереться несколько раз.
И только спустя полчаса весь в паре я вышел.
Отец спал. А я не мог.
Посмотрел на телефон, а на экране последняя смска от Ксюши.
Она просила прийти. Сначала она уточняла про планы, спустя почти месяц игнора. Она иногда отвечала в июле, но очень односложно. А тут такой поток слов. У меня от облегчения чаще сердце застучало.
Потом поднялась тема вечеринки. И как я хотел пойти с ней на море. На свидание вместо «провожания школьной поры». А она воспротивилась. И яро доказывала, что мы обязаны появиться там.
А потом такое.
Матвей и она. В одной комнате.
Почему я вместо того, чтобы сразу набить морду Мраку, ушел?
Потому что не хотел, чтобы меня охватывало безумие. А Ксюша это знала?
Почему столько вопросов. И почему я сомневаюсь в Ксюше. Не могла она так поступить. Не могла она мне изменить. Тем более со Мраком. И даже ее отстраненное лицо не доказало мне ее безразличие.
Я сомневаюсь не в ней. А в ситуации. Если бы мне кто-то рассказал, что видел их вдвоем в одной комнате, я бы не поверил.
Но видел я.
И все равно не верю.
На часах половина седьмого. Беру телефон в руки и звоню Ксюше. Она должна уже проснуться.
Первый звонок. — Сбрасывает.
Второй звонок. — Сбрасывает.
Меня это напрягает. Предчувствие не было моей сильной стороной. Но сейчас. Когда моя любимая девушка, от которой мне иногда даже отходить не хотелось. Словно от меня отрезает кто-то мою часть. И она не отвечает. А точнее сбрасывает мои звонки.
Мне становится страшно. И это впервые.
Даже когда мама впервые в приступе снесла весь хрусталь с полки. Мне не было так страшно. Ни тогда, когда отец ушел. Я был в квартире один. Он стоял с чемоданом около входа. Он извинялся за свой поступок, но не хотел даже брать своих детей. Я бы понял, почему он бросает мать. Но детей.
Не понимаю.
А сейчас мне страшно. Что она задумала. Малахитовой принцессе пришла в голову плохая идея?
Мой третий звонок так же скидывают. И следом прилетает смс.
«Прости. Я улетаю. Не ищи и не жди меня».
Что за х…!?
Ненавижу матерится. Мама часто в приступах использовала нецензурную речь. Но сейчас… Что происходит?
Звоню ей. Но меня уже не сбрасывают. Меня успели занести в черный список. Хочется рушить все вокруг.
Но отвлекает от крушений звук уведомления.
Рустам сегодня улетает на соревнования, но чтобы он перед отлетом писал. Ненавистник сообщений. Должно случиться важное. Равное крушению самолета.
«Я чего-то не знаю? Но Ксюша с чемоданом и в аэропорту».
Нет, друг. Это я чего-то не знаю.
Куда моя девочка отправилась. И не связано ли это со вчерашним спектаклем.
Вызываю такси, а сам бегу одеваться. Пять минут и машина под окнами. И я тут же вылетаю из подъезда.
Держу в руках телефон и не знаю что делать. Куда она поехала? Неужели в Москву. А как же мы? Или для нее это пустой звук?
Я должен успеть.
Пробегаю через двери и влетаю в здание аэропорта. И окунаюсь в хаос.
Буквы мелькают на экране с сообщением прилета и отлета самолетов.
Моя Ксюша модель. И она скорей всего полетела в Москву. Рейс на Москву один в ближайшее время. И он улетает через десять минут!
Хочу сорваться к нужному терминалу.
