Разве такое действо не требует от тебя сложного списка условий и ритуалов для правильной работы?
— Конечно требует! — Виктор махнул рукой, — Думаешь, я просто так, по доброте душевной дал твоей дурочке шанс спасти свою бесполезную подружку? Естественно, это было частью плана! Но в результате, оказав ей такую услугу, я закрыл петлю и теперь ты не сможешь прикончить меня своим хвалёным «разрезанием нити жизни». Давай, попробуй её увидеть!
Я пожал плечами и переключил зрение в нужный режим, не особо удивившись тому, что слова Виктора оказались правдой. Попробовал призвать исток и тоже безрезультатно.
— Что ж, мои поздравления — ты добился того, что лишил меня возможности убить тебя за мгновение, и, кроме того, убрал из комнаты капитана Стрелецкой. Мои поздравления, извини что не хлопаю — руки заняты. Но поверь, я трепещу в ужасе от того, что оказался полностью в твоей власти, — само собой я даже не попытался придать голосу или лицу выражение должной озабоченности.
Виктор прищурился. Он не был дураком и прекрасно понимал, ЧЕГО ИМЕННО меня лишил, пусть и временно. И моя пресная реакция на это не могла его настораживать.
— Ты зря храбришься, Святослав. Сейчас ты и впрямь в моей власти и поступлю я с тобой именно так, как захочу. Планы эти, сразу предупреждаю, тебе не понравятся. На твоём месте я бы вёл себя серьёзнее…
Я улыбнулся, опустив взгляд на бокал, покрутил его в руке.
— «На моём месте ты бы вёл себя иначе». Ты вообще не замечал, насколько часто мы говорим это самое «на их месте я бы поступил иначе»? Человек вообще склонен смотреть на других через призму собственного характера, видеть в иных людях прежде всего свои достоинства и недостатки — я пожал плечами, — Что уж говорить о человеке, который с детства общался по большому счёту только со своими отражениями? Ты всегда считал себя слишком хорошим чтецом чужих душ, в то время как на самом деле дело было не столько в таланте, сколько в обширной практике. Даже в Царскосельском лицее наши одноклассники не давали тебе забыть о твоём происхождении, что же происходило в обстановке, где не было меня, чтобы тебя прикрыть своим расположением, я могу только представить.
Холёное лицо Виктора превратилось на какую-то секунду в каменную маску (к счастью, не буквально), после чего мой бывший друг медленно наклонил голову.
— Touché. Но даже если ты и прав, это ничего не меняет.
Я сделал шаг к распростёршейся на паркете Арлетт. Распутные голубые глаза уже стекленели. Прекрасная иллюзия, всё-таки. Даже кровь в венах вроде бы материальна. А это означает…
— Это меняет всё, на самом-то деле. Ты просто ещё этого не осознал. Твоя сила, Виктор, всегда была не в умении бить морды, твоя сила была в игре чужим разумом. И тебя раскусила девчонка, которая попала в наши колдовские интриги буквально два дня назад. Ты сдаёшь, мой старый друг.
Виктор уже овладел собой и мои слова не достигли цели. Впрочем, их цель была не только в том, чтобы его задеть.
— Может быть и сдаю. А может быть, это ты думаешь, что слишком хорошо меня знаешь. Признаю, я ожидал что ты попадёшь в мою ловушку и эту белокурую девку можно будет заставить напасть на тебя. Люблю поэтическое правосудие.
«Скорее уж ты любишь дешёвую патетику,» — подумал я, — «Даже очень дешёвую».
— Но всё же, — продолжал Виктор, не заметив на моём лице следов крамольных мыслей, — Даже при том, что она отправилась за настоящей Арлетт, вы оба продолжаете быть в моей власти. Пускай и не в одном из иных миров, но всё же — в моём замке, моём собственном клочке реальности. И здесь я могу с вами сделать всё, что захочу.
— В определённых пределах, — возразил я, поднося к губам бокал с вином, — Например ты не можешь изменить фундаментальных законов мироздания. Ты, конечно, закрыл мне возможность использовать исток против тебя напрямую, но ты ведь не хуже меня знаешь, что у любого запрета есть пределы. Нельзя запретить мне использовать исток внутри своего тела, ведь тогда я просто умру, а тебе нужно совсем не это. Кроме того, у любого истока существует антитезис. Да, я не могу разделять, но ведь ты уже догадался, что мне доступно далеко не только это…
— О чём ты?
— Да так. Радуюсь, что ты любишь пускать пыль в глаза и всё-таки достал для этого спектакля настоящее шардоне.
С этими словами я наклонил бокал, и рубиновая жидкость тонкой струйкой полилась вниз, соединилась с кровью Арлетт, смешалась… Виктор слишком поздно понял мою затею. Его рука взметнулась одновременно с моей, а приказ «Скрутить его!» запоздал всего на секунду.
Я махнул рукой, одновременно приседая на колено. Смешавшаяся с вином кровь живой куклы стала с точки зрения магии единым целым с вином. А вино, часть которого до этого была в моём теле, воспринималась всё той же магией частью меня. Вот и получилось… интересно.
Нить красной жидкости, тонкая как рояльная струна и острая как бритва, хлестнула по усачам-гвардейцам, и они отлетели к стене, в движении рассыпаясь на абстрактные геометрические фигуры.
«Всё-таки даже у твоей иллюзии есть пределы реализма», — подумал я и ударил импровизированным хлыстом Виктора.
Увы, граф фон Меттин, при всех своих недостатках, прекрасно умел оценивать шансы. Увернувшись от удара, он метнулся к стене с зеркалами и прежде, чем я успел ударить вновь, исчез в одном их них. Алый хлыст ударил гладкую поверхность безо всякого эффекта, если не считать издевательского смеха Виктора, доносившегося словно бы со всех сторон. Я фыркнул и пошёл к опустевшей центральной лестнице:
— Выделываешься?
— Конечно, — раздался ответ моего бывшего друга, — Точно так же, как и ты поступал на моём месте, помнишь?
— Я помню только, как поддерживал запуганного паренька, оказавшегося внезапно для самого себя полноценным наследником титула, герба и рода, — я сбавил шаг, когда лестница изогнулась к стене, украшенной шестью одинаковыми высокими зеркалами. Теперь идти приходилось медленнее, краем глаза держа под наблюдением мелькающие в зеркалах образы, — Паренька, ведомого благородными идеалами и мотивами. Интересно, что тот юноша сказал бы о Викторе Фон Меттине, выступавшем на этом увлекательном представлении?
— Интересный выбор темы. Что ж, позволь мне показать тебе цели упомянутых тобой идеалов. — донёсся голос Виктора и зеркала, отделившись от стены, окружили меня сплошной стеной.
«Как будто меня этим испугаешь,» — подумал я и шагнул в ближайшую раму.
Глава 27
Тьма поглотила меня на
