Девушка вырывалась из удерживающих её рук с искаженным от жгучей ненависти лицом. На грани была. И он её понимал как никто другой.
— Твари… — хрипела, лупя Олега по плечам. — Вы все твари… Ненавижу…
На поднявшийся шум со стороны шатра прихрамывая, бежали Скибинский, Ваня, а следом за ними и перебравшая лишнего Вика.
— И тебя ненавижу, — набросилась на Павла Олеговича. — Решил поторговать мной? А них** понял? Никому не позволю решать за меня! Пошли вы все! Изверги.
Всё скопившееся за последние дни напряжение нашло выход в этом бурном протесте. И представить не могла, что Олег настолько жестокий. Знал ведь о её любви к собакам. Знал… Все знали… и каждая сволочь пошла поглазеть, никто не ужаснулся проявленной жестокости, никто не отговорил.
Без раздумий бросилась к лестнице и если бы не метнувшийся следом Олег — прыгнула в самую схватку, наплевав на последствия. Для неё собака — это прежде всего друг человека, а не ожесточенный механизм для наживы и пофиг, что ей во всю глотку доказывали, что это специально обученные твари, что это их суть.
— Отпусти!!! Ненавижу, — бесконечно орала она, впиваясь ногтями в ставшее вдруг противным лицо. Олег заламывал ей руки, оттаскивая подальше от края бассейна, а она молотила его ногами, не обращая внимания на недовольные возгласы и осуждающий взгляд Скибинского. Надо же, как быстро подействовало на неё выпитое залпом шампанское. — Всех ненавижу, — прохрипела, и… неожиданно встрепенулась, увидев неподалеку Гончарова. — Лёш!.. — позвала с надрывом, начав вырываться пуще прежнего, но Олег и не думал отпускать, волоча за собой в сторону особняка. — Да пусти ты!
Из глаз брызнули слёзы. Состояние… то ли горячка, то ли безумие. Не отдавала отчёт своим действиям. Удушливый приступ тошноты обжег глотку. Рвота подступила к горлу. У неё бывало так, когда поддавалась сверх эмоциональным нагрузкам. Видимо, от резкого скачка давления начинались спазмы, и она совсем потерялась, чувствуя, как пульсирующая боль давила на виски, грозясь разорвать её на части.
В какой-то момент её тело обрело свободу. А ещё через мгновения она рухнула на землю, освободившись от удерживающих рук, и только потом смогла разобрать, как Гончаров, будучи вне себя от ярости, схватил Олега за глотку. Что он шипел ему, расслышать не могла, но его в ту же секунду облепила охрана. Мощный окрик Скибинского заставил разжать стальную хватку и отступить назад, взирая на согнувшегося пополам Турского с неким маниакальным наслаждением.
— Разошлись все! — проорал Скибинский, подлетая к охране. — Я кому сказал!
— Павел Олегович, ты бы как-то угомонил своего человека, — процедил отец Олега, вклинившись и себе между охраной и пришедшим в себя Лёшкой.
— А ты — сына. Алексей отвечает за безопасность моей семьи, а твой Олег совсем слетел с катушек. — Мужчина едва переводил дыхание. Быстрая ходьба и резкий окрик вызвали отдышку и ноющую боль в груди.
— Чего-о-о? — взбеленился Турский, но вовремя подоспевшая жена сумела охладить его пыл, принявшись что-то шептать на ухо. — Скажи спасибо, иначе…
— Володя, не забывайся! — рявкнул Скибинский, помогая подняться зашедшей в беззвучных рыданиях Владе. — Давай не будем выяснять, кто кого сейчас должен благодарить, ага?
Намек был понят.
Скрипя зубами, Турский кивнул охране отпустить Алексея и, махнув в сердцах рукой, пошёл прочь. Зато Олег не сводил с Гончарова полыхающего взгляда, охренев от продемонстрированной борзоты. И не только от неё. Такое не прощается и уж ни в коем случае не забывается.
Собак так никто и не разнял…
— Алексей, отвези Владу домой, — отдал указания Скибинский, опираясь на Ванькино плечо.
Гончаров подошел к дрожащей девушке, но смотрел на него. Стоило что-то сказать, как-то объясниться.
— Павел Олегович я могу всё… — но его оборвали на полуслове.
— Для начала отвези её домой, потом вернешься и мы поговорим.
Лёшка подхватил Владу за плечи и как можно быстрее поволок за собой к ставленой за воротами машине.
— Так и знал, что с тобой будут проблемы, — вздохнул, помогая забраться в салон. — И что ты такая геморройная? Ты хоть понимаешь, во что я вляпался из-за тебя?
— И во что же? — всхлипнула, хотя плакать перестала.
Лёшка обогнул машину и резко запрыгнул на водительское сидение, сверкнув на неё своими ледниками.
— А ты типа не знаешь? — взревел двигателем, выезжая на дорогу.
Владу ощутимо потряхивало, и не понять, то ли от пережитого стресса, то ли от его присутствия. Впервые чувствовала себя рядом с ним неуютно.
— Я не сделала ничего плохого, — задрожал её голос. Хотелось расслабиться, перевести дыхание, да разве такое возможно?
— Да? — удивился, изогнув дугой бровь. — Не сделала? Тогда какого хрена потащилась со всеми? А если бы сорвалась?.. Загрызли бы… Что за поху*зм, я никак не врублюсь?..
Орал так, что оглохнуть можно. Влада сжалась в комок, не смея поднять голову. Проще выучить китайский, чем понять Гончарова. То целует взапой, то насмехается. То отталкивает, то лезет под пули. Если такой равнодушный, тогда почему вмешался?
Не было ни сил не желания вступать в полемику. Что не скажи — в ответ прилетит ещё больше. Протолкав застрявший в горле ком, обхватила себя руками и согнулась пополам, настолько было плохо.
Что-то промелькнуло в её глазах. То, что зацепило, разозлило ещё больше. Теперь Скибинский точно что-то учует. Ещё и Олега едва не придушил на глазах у целой толпы. За*бись!
— Не ори на меня! — очнулась Влада, устав везде и во всем быть козлом отпущения. — На шмару свою будешь орать, понял?
От воспоминания о брюнетке захотелось рассмеяться истерическим хохотом. Что ей псины какие-то, когда он прямо на её глазах заливал к другой.
— И вообще, ты достал меня. Сколько можно? — вскинула голову, распаляясь. — Влада то, Влада се, Влада пошла на х*й… Сам ты пошел туда, — закричала ничуть не хуже него и едва не слетела с сидения от резкого торможения. — Лёш, — прошептала оторопело, усаживаясь обратно, — ты чего?..
А ему уже было всё равно. Кровь ударила в лицо. И если ещё минуту назад испытывал к ней жалость, то последний выпад лишил последних крупиц спокойствия.
