отрядом отступал именно через эту долину.
— Эх, сколько совпадений, — я покачал головой, — Разве у Царя-то с этой долиной должны быть связаны неприятные воспоминания?
Истомин пожал плечами. На этот вопрос он не знал ответа.
* * *
Известие о том, что Хомяк потерял ещё одного солдата, привело его в ярость. «Сраное ущелье, сраная Ночёвка, сраная Гвардия!» — именно этими междометиями усач разбавлял свой пятилунный мат, сразу же высказав всё, что он думает.
Мысль о том, что им придётся держать оборону не только со стороны дороги, но ещё и со стороны ущелья, сержанту совсем не нравилась.
— Нет, Хомяк, — я покачал головой, поймав его наедине, — С ущелья можешь никого не ждать.
— Ты… вылунь, я ж тебе доверяю, — проворчал Хомяк, — Чего задумал? Я не дам людей, чтоб туда идти!
— И не надо. Я сам уйду.
— Я не позволю, царевич! — Влад был тут как тут, — Мы и так должны были уйти обратно ещё там, в Ночёвке. Но я ж вас послушал…
Хомяк разрывался взглядом между Истоминым и мной.
— Так-то, Василий, ты наследник — сержант нервно пригладил усы и покачал головой, — А у меня другой Красногории нет. Ты — её будущее, твою-то мать лунную!
Истомин впервые благодарно посмотрел на Хомяка. На телохранителе уже лица не было — он всё перебирал свои артефакты защитные, и, судя по всему, они сходили с ума.
— Не уйду, — проворчал я, — И не будет Красногории.
— Твою ж… — Хомяк выругался и отошёл в сторону. Влад увязался за ним, что-то пытаясь втолковать, и явно перешёл на повышенные тона.
— Приказ царевича, — чуть громче сказал я, чтобы они оба услышали.
Мне удалось прикорнуть перед самым закатом всего на пять минут, и этого оказалось достаточно. Я и так уже знал, что увижу что-то во сне.
* * *
Снова пустыня, снова бесконечные дюны вокруг. И Эвелина…
Только стояла она не рядом, а на соседней дюне. Всё те же чёрные волосы, развеваемые ветром, тёмный балахон.
Я сделал шаг вперёд, собираясь спуститься со своего бархана и подняться к ней, но ровно же на этот шаг она отдалилась. Покачала головой.
— Нет, Тим.
— Что — нет? — не понял я.
В небе плыла Пробоина и в ней, согласно устоявшейся провидческой традиции, проглядывала Чёрная Луна. Остальные четыре луны так и крутили парад вокруг Пробоины.
— Нам не получится воссоединиться, муж мой, — с лёгкой грустью сказала Эвелина.
Я прекрасно её слышал, хоть она и была далеко. Её слова подогрели во мне злость — в отношениях с женщинами я как-то привык, что сам принимал решения.
Где-то завыл «уголёк». Я непроизвольно посмотрел в сторону — вдалеке по дюне нёсся одинокий жжёный пёс.
— Пророчество сбывается, и мы ничего не можем с этим сделать, — сказала Эвелина, — Он тоже наследник, и тоже сильной крови.
Я ещё раз всмотрелся в скачущего «уголька». Так это Ключевец?! Я уже как-то совсем забыл про Вячеслава, и привык думать, что после нападения Царской Армии на Храм Первого Полнолуния он погиб.
Подняв руку, я показал камушек:
— Зачем это?
— Память. Знак. Решай сам.
Да твою же… Я отвык от того, как Эвелина умеет вынести мозг в божественных масштабах.
— Ты меня останавливаешь? Или указываешь путь?
— Это ты решаешь.
Я сам чуть не завыл «угольком». Она словно издевалась над моими мыслями.
Ключевец в образе элементаля так и скакал по дюнам вдали. «Он тоже наследник».
— Где мне тебя найти?
— Я же предлагала тебе остаться здесь, со мной, навечно, — она распростёрла руки, — Но теперь даже этот мой дом принадлежит… МНЕ.
При этих словах из Пробоины вышла Чёрная Луна. Поплыла по небу, и остальные четыре будто увязались за ней, продолжая хоровод вокруг.
— Что за пророчество? — спросил я.
Эвелина молчала. Её взгляд изменился совсем на чуть-чуть, на неуловимую малость, но я уже знал — это снова Чёрная Луна.
— Ну, привет, — буркнул я.
Эвелина улыбнулась, опустила руки. Она оглядывалась вокруг с восторженным видом, будто осматривала удачно приобретённую недвижимость.
А я застыл дурачком, совершенно не зная, что делать. Накатило такое острое ощущение, что я ничтожно малая пылинка в сравнении с теми событиями, которые здесь творятся.
Боги живут.
Боги умирают.
Боги рождаются.
— Видишь, Тим, твоя душа догадалась даже быстрее, чем ты, — холодно сказала Эвелина.
— Что за пророчество? — снова спросил я.
— Незримой больше нет. Тим, осталась только я.
Эти слова ударили гонгом по окружающему миру, отбивая последний набат по богине. У меня закололо сердце, но что-то потеплело в пальцах. Я посмотрел — камешек «псарэса» был всё ещё со мной.
И почему-то вдруг вспомнились слова одержимого Альберта о «раненой богине», которая дала начало всему этому миру:
— Боги умирают вечно, — прошептал я, и это вызвало лёгкое удивление в глазах Эвелины.
Завыл вдали «уголёк». Моя Красная Луна тоже кружила здесь. А, может, если попробовать…
И тут же я сорвался в бег. Бешено молотя ногами, а через мгновение и когтями по песку, я понёсся к тому бархану, где стояла Эвелина. В этот раз она не удалялась, а покорно ждала, протянув руку.
Вот коснулась моей холки, снисходительно улыбнувшись. Но уже через миг я стоял к ней лицом к лицу, снова обернувшись в Тима. Эвелина в этот раз была нормального роста и я, лишь на секунду замявшись, поцеловал её.
— Эвелина, я приду, — сказал я, чувствуя, что в этот раз не испытываю никакого страха.
Чёрная Луна, судя по взгляду, была недовольна моей сообразительностью. Её губы открылись…
— Род Великий под Луной свой земной закончит путь, — сказала она, и голос при этом будто срывался с небес, — Двум наследникам невинным от судьбы не увильнуть. Те, которых двое, ум разделят навсегда. Те, что сотни тысяч, обретут одно лишь «Я».
— Ага, ясно, — я кивнул, ещё крепче сжимая камушек «псарэса».
Кажется, теперь я понял, какую защиту давал этот амулет. Брови Чёрной Луны хмурились, её глаза чуть ли не испускали молнии. Небо над пустыней уже заволокло тучами, и вправду послышалась гроза.
Я обернулся. Опять бежали люди, где-то мой Василий катился с дюны с криками: «Бежим»! С горизонта наступала тьма.
— Я всё понял, Эвелина, —
