Книга Невыносимая шестерка Тристы - Пенелопа Дуглас

ели вредную еду и загорали на солнце. — Я все еще чувствую горячий пластик липких сидений, когда мой разум погружается в воспоминания. — Я Мы лежим в моей кровати, лицом друг к другу, я подложила руки под щеку. Однако мы не спим, и она не смогла принять душ, как хотела. Поскольку мои братья были дома, она предпочла остаться в моей комнате.

Клэй пододвигается, и я чувствую ее дыхание.

— Расскажи о своем первом разе.

Я немного неловко ерзаю.

— Он произошел в машине.

В старом шевроле моего покойного отца, который Мэйкон продал год спустя, чтобы помочь оплатить мой первый год обучения в Мэримаунте.

Я пристально смотрю на нее, затаив дыхание.

— За день до этого праздновали карнавал, и мы провели весь день на аттракционах, — рассказываю я, — мы смеялись, ели вредную еду и загорали на солнце. — Я все еще чувствую горячий пластик липких сидений, когда мой разум погружается в воспоминания. — Я помню, что была такой потной, с прилипшими к спине волосами, но я никогда не чувствовала себя такой живой. Это чувствовалось так, будто все вибрировало вокруг меня. Ветер трепал волосы, пока мы кружились на аттракционе. Головокружение в моей голове, покалывание на коже, когда она прикасалась ко мне, остатки сладкой ваты на ее губах… Это все усиливало ощущения, и я не обращала внимания на жару из-за усиливающейся во мне пульсации.

Я вытаскиваю руку и провожу между ее ног.

— Пульсация была здесь, — поясняю я, почувствовав, как мой пульс снова бьется у изгиба ее тела через трусики. — Она взяла меня и положила на заднее сиденье машины, стоящей на стоянке. — Я облизнула пересохшие губы. — Стоял полдень, солнце все еще ярко светило над головой. Я не… Я не кончила. Просто очень сильно нервничала, но мне понравилось. Я хотела еще. — Я рассмеялась, услышав горечь в собственном голосе. — Я думала, что была влюблена. Боже.

Клэй молчит, и я благодарна ей за это. Мне не хочется обсуждать это, но я чувствую, как наворачиваются слезы, хоть и прошло много лет, и я плохо помню, как выглядела та девушка.

Я сглатываю.

— В ту ночь она переспала с Айроном.

Клэй слегка двигает головой, но по-прежнему молчит.

— Выяснилось, что она просто пыталась подобраться к нему, — бормочу я, закрывая глаза и вспоминая ту вспышку боли, словно это произошло вчера. Ее внимание стало мгновенной зависимостью, и на какую-то долю секунды я почувствовала, что хочу умереть. Она мечтала о ком-то другом. Она не думала обо мне каждую минуту, как это делала я. — И я ничего ему не рассказала.

Это не редкость, когда происходят подобные вещи. Оглядываясь назад, я вспоминаю, как девушки переходили из одной кровати в другую в моем доме, используя Трейса, чтобы добраться до Далласа, или используя Арми, чтобы добраться до Мэйкона. Залив Саноа — это небольшое сообщество. Не так много женщин, с которыми хотя бы один из твоих приятелей или братьев не спал. Это не казалось мне чем-то ненормальным. Пока я не стала той идиоткой, которой воспользовались.

— Сколько тебе было? — спрашивает Клэй.

Мои глаза болезненно напряжены. Я закрываю их.

— Пятнадцать.

Слезы льются, и я прячу голову в подушку, чтобы закрыть лицо. Почему я плачу? Меня трясет, и я не понимаю, смеюсь ли я над тем, насколько нелепой сейчас выгляжу, или пытаюсь скрыть рыдания.

Я снова поворачиваюсь к ней.

— Почему люди думают, что секс для нас ничего не значит? — спрашиваю я, но не жду ответа. — Я была одна, и было приятно иметь кого-то, но секс не единственное, чего я хотела. У меня не было ничего своего, и, возможно, в тот день она стала для меня спасением, но через несколько часов я перестала чувствовать, что мне наконец-то есть чего ждать, и почувствовала себя никем. Использованной. Ничтожной. Мусором. Словно для меня это значило все, а для нее — ничего.

Даже моя семья. Никого из моих братьев не волнует, с кем я сплю, потому что они думают, что меня может сломить только беременность. Они не спрашивают о девушках. Они не думают, что это может быть чем-то большим, чем просто развлечение.

Но Клэй прижимается ко мне и кладет мне ладонь на щеку.

— Не плачь, — шепчет она, прижимаясь ко мне лбом. — Пожалуйста, прекрати.

Я пододвигаюсь, чтобы обнять ее, обхватить рукой за талию, но сдерживаюсь. Я и так рассказала ей слишком много.

Но слезы не останавливаются, и неважно, как сильно я стараюсь задержать дыхание, чтобы заглушить плач.

— Ладно, я откручу ей голову, — говорит Клэй. — Где мне найти ее?

Смех сквозь рыдания вырывается из моей груди, и я вытираю слезы. Но когда перевожу на нее взгляд, то вижу, как она приподняла голову, и, хотя невозможно разглядеть выражение ее лица, я понимаю: она не шутит.

— Серьезно, — добавляет она, откидывая меня на спину и залезая сверху. — Теперь ты под моей защитой, и я разберусь с этим дерьмом. Хочешь, чтобы ее уволили? Арестовали? Конфисковали машину?

Улыбаюсь, слезы уже высохли, я просовываю руки ей под футболку — мою футболку — и глажу чертовски удивительную кожу на ее гладком животе.

— Может, выбросить дерьмо из биотуалета на ее лужайку? — продолжает она — Я знаю одного парня.

Я фыркаю, почти видя, как она смешно шевелит бровями. Она в моей черной футболке с отрезанными рукавами и дырками по бокам и надписью «Газеты продают не заголовки, а газетчики». Я вытаскиваю руки из-под нее и просовываю их под мышки, до ее обнаженной груди так легко достать.

Моему телу совсем не требуется времени, чтобы пошевелиться.

— Расскажи о своем первом разе, — игривым тоном прошу я, затаив дыхание, когда ее соски становятся твердыми под моими пальцами.

Не знаю, в раздевалке, душе или отеле случился наш первый раз, но я чертовски хорошо знаю, что он произошел со мной.

Она снимает со столбика кровати мой черный цилиндр, реликвию из кучи мусора, когда мы в прошлом году сортировали старые костюмы для пожертвований, и надевает его себе на голову. Нижнее белье, футболка, растрепанные волосы, рассыпанные по плечам… Боже, она такая горячая.

Кончиками пальцев она дразняще проводит по моему телу.

— Хмм, я всегда думала, что мне придется приложить огромные усилия, — вздыхает она. — Я бы точно знала, когда это произойдет. Я бы все контролировала, спланировала бы каждую мелочь. — И она перечисляет на пальцах: — Местоположение. Музыку. Контрацепцию. Образ, чтобы выглядеть на все сто. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы сделать его идеальным.

Я могу себе представить, что она даже выбрала бы наряд. Клэй — зануда.

— Но вместо этого идеальный момент нашел меня, — ее голос становится мягче, но она при этом остается серьезной. — Я не могла остановить его.

Я просовываю ладони под ее руки, и мы тянемся друг к другу, Клэй опускается, а я поднимаюсь, пока ее руки не обхватывают меня, и мы не падаем на кровать. Шляпа слетает с ее головы.

— Она была лучше, чем я представляла, — говорит она мне в щеку. — Ничто не могло оторвать меня от нее.

Ничего. Как трудно было бы остановиться, если бы она попросила меня об этом в гостиничном номере. Я бы остановилась, но это причинило бы мне боль. Мы не включали музыку. Мы были не одни. Мы