на грудь, а она вдруг размыкает руки и отступает назад. Шаг за шагом, не сводя с него глаз. Растерянность удерживает Тима на месте. В какой-то момент в потемневшем зале маму уже не видно. И она не вернется.
Гораздо позже, после ссоры в Дублине, отец бросил фразу: «Я и наш дом для тебя ничто. Лишь бы играть в свои игры. Мать считала, что твой выбор — твое дело, но я не она. Если ты останешься на Земле, можешь считать, что меня у тебя нет».
Марс и Земля, два лица человечества, никогда не были одинаковыми. Времена колонистов давно прошли, но жизнь на красной планете оставалась непростой. Природа до сих пор время от времени пожирала людей, и память первых десятилетий выживания переселенцев, казалось, навсегда записана в их генах. Марсиане сохранили суровость и бескомпромиссность нравов. «Так надо и все», «иначе никак», «никакого выбора» — можно услышать. Правила без объяснений и вариантов, которые передаются от отца к сыну, чтобы держать людей вместе. Они строили гигантского размера дома, где жена не докричится до мужа, не пройдясь по анфиладам комнат, но мыслили, словно рой инсектоидов. По мнению многих марсиан, Земля — это место для избалованных индивидуалистов и слабаков. И, наверное, Тим таким и был, раз решил остаться.
Не все, конечно, разделяли такие патриархальные взгляды. И удивительно, что отец это делал. Сам родился на Земле, в отличие от коренной марсианки мамы, но ждал от сына преданности мифическим интересам планеты. Словно до сих пор стоял вопрос выживания.
Уезжая учиться, Тим обещал, что вернется служить в марсианском гиперфлоте, но отказался от слов. Возможностей на богатой энергией, густо населенной голубой планете было куда как больше. А он хотел всего и сразу. Космос с Земли выглядел многообещающими объятиями, а с Марса — натоптанными тропинками, которые не сложно пересчитать. А отец… Без матери он потерял интерес к тому, что прячется за горизонтом. Тиму нужна была свобода, ее он и выбрал. Рано или поздно докажет, что был прав. Сделает куда больше, оставшись на Земле.
И он помчался без оглядки вперед собственной карьеры. Все давалось легко, и каждый следующий шаг обещал новые возможности. Главное не останавливаться, не замечать препятствий и трусливых предостережений.
Орфорт разом оборвал крылья и выбил почву из-под ног. Уничтожил память и волю. Даже после спасения Тим не жил, а падал в безвоздушную черноту. Прокручивал раз за разом решения и поступки, что привели к трагедии. Стало казаться, что побег в марсианскую зиму, отказ от ожиданий отца, прыжок на Орфорт и гибель друзей, — звенья одной цепи его безмерного самолюбия. Желания играть в свои игры, как сказал отец. Очарованный успехами, Тим не заметил, как упал на самое дно. Сам заслужил Ирта и должен испить чашу с дерьмом до дна. Вот и отправился по просьбе Маршала Роев хлебать на второй заход.
Только вернувшись на Землю со сферами, он сумел вырваться из этого порочного круга самобичевания. Пусть вина перед экспедицией «Сияющего» очевидна, но совсем не обязательно тащить в будущее этот груз и баюкать его каждый шаг. Тем более глупо считать, что и подростковый побег из дома, и решение, принятое наперекор воли отца, и Орфорт — звенья одной цепи. Тим делал и правильные вещи, их нужно держаться, и впредь взвешивать поступки, отрезая их от амбиций.
Поезда на Марс, встреча с отцом и примирительный разговор подарили удивительное внутреннее равновесие. Тим решил, что будет держаться подальше от Ирта, без «печени» как-нибудь проживет, а там…, как сложится. Только бы выжили Алекс и Джеки.
Опять забыл, что боги смеются, а над ним просто ржут. Вот они и выпустили Ларского, как черта из табакерки. Развилку в туманном сумраке для того, кто уверен, что простроил маршрут. И Ларский взвел пружину азарта и воображения. И не ради собственных интересов Тим ввяжется в эту историю. Это служба. А еще возможность думать над новыми задачами, находить нестандартные решения и быстро действовать. Чувствовать себя по-настоящему живым. Вот только Ирт снова окажется рядом. Это — проблема. И придется посмотреть ей в глаза. В новые глаза.
Мексиканский залив скользнул под кокпитом зеленым языком с белой каемкой пены. Размытая стрелка, указывающая на направление движения, знак, что судьбы не избежать. Раньше он не видел и выискивал знаки. Потребность в них появляется, когда теряешь уверенность, что сам избежишь опасностей на дороге.
Голова залива указывала на северо-запад. Через разбитый войной, но все же живой Хьюстон. С темными руинами прибрежной части и густо посаженными высотками окраин. Дальше лежал Остин. Точнее висел в воздухе оранжевыми пятнами осенних парков, коричнево-голубыми скатами крыш и блестящей паутиной монорельсовых дорог. Путь Тима тянулся дальше на запад в сторону пика Гуадалупе и каньона МакКитрик.
Боги Орфорта выбрали границу Техаса и Мексики своей временной колонией. Скакали бешенными мячиками по ущельям или поднимали пыль на высушенных почвах. Ирт оставался рядом. Не удалялся от избранных им богов более чем на сотню километров. Спал по пещерам, охотился на модели из мяса и крови. Получил официальный статус представителя расы изоморфов на Земле. И задокументированную меру доверия.
Малолетние «юннаты» проектировали по его рассказам что-то типа орфортских тварей, только более прыгучих. И, обвешанные древним индейским оружием, носились с Иртом по естественным и искусственным прериям. Прямо не кровожадная орфортская тварь, а благородный вождь «краснорожих». Десятком договоров и правил обеспечивались безопасность и такое благородство. Интресно, почему древние индейцы называли себя «краснорожими», если бегали разрисованными во все цвета радуги?
Банду малолетних охотников пополняли службы психологической реабилитации. Детей с послевоенными травмами, которые выливались в агрессию, было довольно много. Через игры в индейцев ей давали выход, а потом шаг за шагом вытягивали подростков в мирную жизнь. На взгляд Тима, Ирт — это шоковая терапия. Пытаясь держать его в узде, врачи явно играли с огнем.
Ирт свою вовлеченность в проекты реабилитации никак не объяснял, загадочно шелестел на прямые вопросы. Возможно, дело было в сферах. Они с ним общались. И свели с ума себе на потеху. Мало им новых мест, индейских забав, потока питательной информации, сказок о летающих змеях и контрабанде мыльных пузырей на планету кисляков. Еще подтолкнули Ирта к новому воплощению. Сам бы он до такого не додумался, но весельчаки вложили в дубовую голову черти пойми какую идею. И ржали, как кони, на тактичные попытки Тима прояснить ситуацию. Не находя ничего смешного, он впадал в панический ступор при виде Ирта, не представлял, как теперь
