художнику элементами его работы – должны сообщить линиям, аккордам цвета и света совершенно иную функцию, отличную от той, что сообщила бы сидящая за столом компания, группа обнажённых купальщиц, пара запряжённых в плуг волов или куча фруктов и фарфор на столе.
В этих первых сюжетах есть нечто самое энергичное, самое безудержное, самое шокирующее, самое хаотичное, самое нервное – то, что плавные линии, спокойные планы, гармоничные цвета и сбалансированная светотень вторых никогда не смогут передать.
Различие лирического стимула – внутреннее, глубокое, фундаментальное, и отсюда – необходимое различие в ткани пластической выразительности.
В этом смысле художник-футурист придаёт большое значение сюжету исключительно как установитель пластических ритмов, которые были бы ему адекватны. И поскольку современность – неотъемлемое условие всех искусств – современному сюжету.
А. Соффичи
<1 января 1914>
47. Круг замыкается
1.
Мне так кажется. Круг созидательного духа. Человеческая прибавка – добровольная – к естественной реальности. Искусство родилось как имитация, но развивалось как деформация. Мысль возникла как интерпретация, но стала автономной в самой чистой метафизике.
С одной стороны, была конкретная практика, с другой – фантастическая лирика; с одной стороны – активная чувствительность, с другой – незаинтересованная свобода. Два мира плотно соприкасались, но были разделены друг от друга. Сегодня, на самом краю поисков, мне кажется, заметно отрицание (самоуничтожение) одного из этих двух полушарий – а именно второго, концептуального и лирического. Его прогрессирующее самоотречение перед лицом другого. Творчество, которое превращается в чистое действие; искусство, которое оборачивается сырой натурой.
2.
Слова мои темны для тех, кто не следил за самыми рискованными и самыми странными попытками. В живописи: Пикассо, который, доведённый до крайности поисками пластичности, берёт куски дерева, ткани, жести и приклеивает их на холст, чтобы сделать из них картину; Северини, который приделывает к портрету настоящие усы и настоящий бархатный воротник; Боччони, который в скульптурах использует дерево, железо и стекло, чтобы передать значения, недоступные обычным материалам.
В литературе: Маринетти с его словами на свободе ломает и уничтожает логические речевые соединения (синтаксис: долгое завоевание духа над восклицательной бессвязностью примитивного языка), прибегает к визуальным образам (реалистичным, конкретным) в форме слов или фраз, размещённых типографским образом, чтобы дать в идеограмме образ вещи, о которой говорится, а кроме того, широко использует имитации звуков, которые являются осколками звуковой природы в её естественном виде, перенесёнными в лирическую картину.
В музыке: шумоинтонаторы Руссоло смело обгоняют попытки описательной музыки (Штраус) и вводят в музыку шумы самой жизни и труда в их повседневной современности.
В философии: самые передовые теории (прагматизм) ведут к растущему сокращению чистой мысли (произведения мозгового искусства, лирики концепций), чтобы привести нас в действие, в жизнь, то есть в саму не преображённую реальность. Философия по самой своей сознательной диалектической природе опередила другие искусства на этом пути отказа и самоубийства.
Это – факты. Ошибусь ли я, объясняя их?
3
Совершенно ясно, что эти независимые тенденции имеют общий характер.
Речь идёт о замене лирической или рациональной трансформации вещей самими вещами.
Пока мы в самом начале. Замены частичны там, где ещё есть участие личности в отборе сырых вещей, смешанных с обработанными. Но если бы этот метод пустил корни и привёл к дальнейшим, самым строгим последствиям, он пришёл бы к тому, что лучший натюрморт – это меблированная комната, лучший концерт – это совокупность шумов многолюдного города, лучшая поэзия – это спектакль сражения с его звучной кинематографией, а самая глубокая философия – крестьянина, который пашет, или кузнеца, который, ни о чём не думая, колотит молотом.
Абсурдные, но связанные перспективы, без скачков, с уже существующими предпосылками и пробами.
Человеческий дух, вышедший из простой и недеформи-рованной материи, чтобы преодолеть её, постепенно удалился, создав иную материю, свою собственную и целиком духовную, называемую искусством, хотя и произошедшую от первой, как лепестки цветов в своей растительной лиричности происходят из полевой грязи. В силу нашего удаления в поисках всё большей новизны его автономные возможности кажутся исчерпанными. Море изобретения кажется полностью обследованным, и кажется, пора пристать к берегу, от которого некогда отправлялись в путь. Мы обнаруживаем себя лицом к лицу с первичной материей. Круг замыкается. Искусство превращается в реальность; мысль снова предаётся действию.
4
Я ничего не имею против этих попыток. Я не консерватор. Я не трус. Мне нравится новое; меня увлекает смелость; меня воодушевляет странность; безумие приводит меня в действие. Эти попытки сделаны моими друзьями, людьми, которыми я восхищаюсь и которым завидую. Их усилия чрезвычайно интересуют меня. Никогда никому из них я не предъявлю идиотских возражений пассеизма. Я тоже за движение вперёд и за открытия.
Однако нелишне будет теперь рассмотреть этот феномен «натурализации искусства». Самая справедливая и необходимая любовь к новизне не должна ослеплять нас. Действительно ли у нас пересохли все источники личного творчества, чтобы идти навстречу отречению от подлинно наших, художественных средств?
Есть вероятность из-за любви к искусству, нашей единственной любви, выпасть из него и вернуться к крайнему стыду правдоподобия – к подлинной, из первых рук истине. Есть вероятность из жажды нового любой ценой дойти до самой старой вещи – до натуры в её естественном состоянии.
Я в это не верю. Надеюсь, так не произойдёт. Но моя задача, как антифилософа-превизиониста (футуриста) и друга ясных идей, – показать уже сегодня унизительную цель некоторых передовых параллелей.
Как видите, дорогие друзья, мой нарушающий порядок логический дух не даёт мне покоя. Но как знать, не написал ли я всё это именно чтобы засунуть вам блоху в ухо1 и заставить вас петь. И если вы благополучно отделаетесь, я буду слушать вас и буду лишний раз счастлив.
Дж. Папини
<15 февраля 1914>
48. Вес, меры и цены художественного гения
Футуристский манифест
Критики никогда не существовало и не существует. Пассеистская псевдокритика, которая до вчерашнего дня вызывала у нас отвращение, была не чем иным, как одиноким пороком бессильных, желчной отдушиной неудавшихся художников, бесполезной болтовнёй, спесивым догматизмом во имя несуществующих авторитетов. Мы, футуристы, всегда отрицали в этой земноводной, утробной и слабоумной деятельности всякое право суждения. Первая критика рождается сегодня в Италии благодаря Футуризму. Но поскольку слова «критик» и «критика» уже опозорены непристойным использованием, мы, футуристы, их окончательно упраздняем, чтобы вместо них принять термины измерение и измеритель.
1-е наблюдение: Всякая человеческая деятельность есть проекция нервной энергии. Эта энергия, которая одновременно и состав, и действие, претерпевает различные трансформации и принимает различный вид в соответствии с выбранным для её проявления
