узнал, кто я на самом деле… — опустила взгляд, стиснула до боли подол платья. — И я совсем не уверена, что любит. Желает, как недостижимую игрушку, но не любит. А игрушкам свойственно надоедать. Их выбрасывают, когда появляются новые.
Сестры обменялись понимающими взглядами. Я нахмурилась:
— Кажется, в дверь стучат, — заметила, использовав предлог, как прекратить слишком болезненный разговор.
— Войдите, — громко крикнула Ноэль. И буквально в ту же секунду в комнату вбежала белокурая девочка.
— Мам, я не могу уснуть! — громко оповестила она. — Смотри, что нарисовала! Для тебя! — сразу же взобралась на колени, сунула Ноэль листок и только затем обвела нас настороженным взглядом. — Я бы еще раньше пришла, но Нэн меня не пустила. Спать заставляла. А я не хотела! — засопела обижено, явно недовольная, что ее не взяли на наши девичьи посиделки.
И только тогда я заметила застывшую в дверях пожилую женщину. Она стояла там, закаменев, и смотрела на меня неотрывно и немного испуганно, словно видела привидение.
— Нэн, — Ноэль тоже заметила странное поведение пришедшей и аккуратно спустила с коленей дочь, чтобы подняться
— Иоланта! — внезапно прохрипела, прижав пальцы к губам, будто пытаясь сдержать крик. — Иоланта!
Мы испуганно переглянулись. Ноэль подбежала к ней, подхватила под руку. Женщина была неимоверно бледна, и я всерьез опасалась, что с ней случится припадок.
— Нэн… нэн, что с тобой? — пыталась дозваться сестра.
Но она молчала, тяжело опираясь на руку сестры, медленно, покачиваясь, подошла к нам и с помощью Ноэль буквально рухнула в кресло. Ариэль поспешно налила в чашку отвар и сунула в руку старушке.
— Выпейте, леди Лирой…
Та трясущимися руками перехватила посудину, и поверхность напитка сразу же пошла волнами от дрожи. Сделала несколько жадных глотков, нервно сжимая сухими пальцами ушко чашки. И на щеки постепенно возвратился румянец.
— Извините, я ошиблась, — медленно промолвила.
— Нэн, — девочка встала рядом, прижала ладошки к щекам старушки и серьезно произнесла. — Ты меня испугала. Больше не пугай!
— Не буду, Фиона, — убрала с ее лба вьющийся светлый локон. — Просто леди мене кое-кого напомнила…
В груди начало тревожно пощипывать.
— Кого?
— Мою… хм… дочь моей племянницы. Ты вылитая Иоланта. Но она погибла около двадцати лет назад.
Я сглотнула удушливый комок в горле. Волоски на коже стали дыбом.
— Как? — прохрипела, понимая, что вот-вот подберусь к чему-то необычайно важному.
— Ее убили. Во время войны…
Взгляд пожилой леди Лирой затуманился, и она погрузилась в болезненные воспоминания.
Иоланта была единственной дочерью ее племянницы Сиобейн. Двадцать лет назад война была в самом разгаре. И страшная болезнь, выведенная человеческими магами, вовсю косила драконью популяцию. Лихорадка Алиллы убивала почти всех, оставались жить единицы. Но и они уже не были полноценными драконами. Лихорадка навеки разделяла человеческую и драконью сущность. После выздоровления уже больше никто не мог перевоплощаться во вторую ипостась и вновь ощущать стремительную красоту полета.
Иоланта тоже заболела, как и ее родители. Они жили в небольшом городке прямо на границе с Ханаром. И крепость Бертовен достойно обороняла кордоны Ньелокара, пока лихорадка не выкосила всех защитников. Бертовен сравняли с землей, сожгли дотла близлежащие деревушки и сам город. Не выжил никто. Думали, что никто…
Взгляд леди Лирой остановился на мне.
— Я… — замялась. — Я не знаю, кто моя мать. — Виновато отвела взгляд. — Она умерла во время родов. Мне лишь рассказывали, что она была наложницей от… — запнулась, что-то мешало произнести это слово. Он, на самом деле не заслужил называться отцом. — Наложницей Роверта.
Рядом Ари ободряюще сжала мою ладонь. У нее ситуация лишь на чуток лучше. Ее мать была просто мелкой аристократкой. Но тоже не выжила… Любовь короля Ханара для все его избранниц была губительна.
— Я вижу в тебе наши фамильные черты девочка. Ты наша… наша кровь. — уверенно произнесла леди Лирой.
— Но я не дракон, — засмущалась. — Рхианнон тоже говорила, что моя магия…
Тут уже все навострили уши, даже маленькая Фиона, стоило мне заикнуться о магии. И я четко поняла, что увильнуть от рассказа о моем ужасном преступлении не получится. Почему-то в этой уютной гостиной было необычайно легко делится болью, переживаниями, неудачами и позорными ошибками. Лишь когда рассказывала о срыве, мой голос дрожал, и слова выталкивались с трудом.
Я понимала, что они могут от меня отказаться, узнав, какое я чудовище. Действительно могут… И от этого осознания становилось еще больнее. Но эти несколько минут призрачного чувства, что я обрела семью останутся со мной навсегда, они все компенсируют. А скрывать правду у меня больше не было сил, таить в себе неподъемный груз вины. И я говорила сквозь боль, стыд и чудовищное чувство вины, порой запинаясь, забывая слова, через силу заставляя себя продолжать и ничего не утаивать, ни капли, как бы стыдно и страшно не было…
— Несколько придворных пострадали, они выжили, но ведь я причинила им боль. Зал… Мебель… Я могла испепелить все вокруг. Убить… сжечь за живо. И самое страшное, что хотела этого, — сцепила руки на коленях, до боли сжала кулаки. — В первые секунды меня даже переполняла эйфория… Пока запах горелой плоти не отрезвил… Я чудовище!
Опустила взгляд, отвернулась. Не хотелось видеть в глаза сестер и леди Лирой знакомое разочарование… презрение… и страх. Это слишком больно.
Внезапно на плечо опустилась рука, меня неожиданно прижали к груди, и запах сушеных трав и тонкий аромат чуть горьковатой полыни проник глубоко в легкие.
— Бедное дитя. — прошептала леди Лирой. — Бедный ребенок.
Я хотела отстраниться. Разве она не слышала, что я рассказала? Разве она не осознала, какую опасность я несу? Но леди Лирой не позволила.
— Успокойся милая. Ты была ребенком. Необученным драконенком. Маленьким, раненым, нестабильным, но с огромной силой. Это не твоя вина. То, что с тобой сделали… Колоссальный удар заставил тебя повзрослеть быстрее, но сознание еще не готово было контролировать силу. Если б ты воспитывалась у нас. Если бы мы были рядом… такого бы не произошло.
— Но оно случилось. Я убила мать. Я навредила невинным. Я опасна!
— Ничуть! — фыркнула старушка. — Во всяком случае, уж точно не больше, чем любой из нас.
— А я куклу сожгла, — внезапно пискнула малышка Фиона, о которой все уже забыли. —
