Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
В том, что читал Митчелл в колледже, как правило, не излагалась Мудрость с большой буквы «М». Зато в этой басне излагалась. Это была правда о людях вообще и о Митчелле в частности. В самом деле, чем занимались он и его друзья, если не свисали с веток, высовывая языки, чтобы ухватить сладкого? Он вспомнил о своих знакомых, этих людях с их великолепными юными телами, с их летними домиками, с их модной одеждой, с их действенными снадобьями, с их либерализмом, с их оргазмами, с их прическами. Все, чем они занимались, либо доставляло удовольствие само по себе, либо было направлено на то, чтобы его добиться. Даже те из его знакомых, которые увлекались политикой и протестовали против войны в Эль-Сальвадоре, делали это главным образом для того, чтобы выставить себя в привлекательном свете, будто они — участники крестового похода. А хуже всего были художники, живописцы и писатели — они считали, будто живут ради искусства, а на самом деле лишь потакали своей склонности к самолюбованию. Митчелл всегда гордился собственной дисциплиной. Он учился настойчивее всех своих знакомых. Но это была всего лишь его привычка крепче держаться за ветку.
Что думал о Митчелловом списке для чтения Ларри, было неясно. Большую часть времени он ограничивал свою реакцию тем, что приподнимал одну рыжеватую ривердейлскую бровь. Будучи вхожими в художественные круги университета, Ларри с Митчеллом привыкли к тому, что люди подвергают себя радикальным преобразованиям. Мосс Ранк (это была девушка), поступив в Браун, была известна как участница команды по кроссу с румяными щеками. Ко второму курсу она отвергла ношение одежды, предназначенной для лиц определенного пола, и стала заматываться в бесформенные наряды, которые изготавливала сама из толстого, удушливого с виду серого фетра. С людьми вроде Мосс Ранк у Митчелла с Ларри была своя стратегия: делать вид, что ничего не замечаешь. Когда Мосс подходит к тебе в Синем зале, перемещаясь, словно корабль на воздушной подушке, — так казалось из-за длинного подола ее робы, — надо подвинуться, чтобы она могла сесть. Если кто-нибудь спрашивает, кто она вообще такая, говоришь: «Это Мосс!» Несмотря на свои странные наряды, Мосс Ранк оставалась все той же веселой девушкой из Айдахо, что и всегда. Другие считали ее странной, но Митчелл с Ларри — нет. Что бы там ни привело ее к этому кардинальному повороту в отношении одежды, Митчелл и Ларри не задавались вопросами на этот счет. В их молчании отражалась их солидарность с Мосс в противостоянии всем тем, кто следовал условностям, нося свои пуховики и кроссовки «Адидас», этим людям, которые изучали экономику или инженерное дело, которые последний отрезок полной свободы в жизни готовы были провести, не занимаясь ничем — хоть самую малость — необычным. Митчелл и Ларри знали, что Мосс Ранк не сможет вечно носить свои андрогинные одежды. (Еще одна приятная черта Мосс заключалась в том, что она хотела быть директором школы для старшеклассников.) Настанет день, когда Мосс, чтобы получить работу, придется повесить в шкаф свой серый фетр и надеть юбку или деловой костюм. Митчелл и Ларри не хотели при этом присутствовать.
Точно так же Ларри относился к интересу, который Митчелл проявлял к христианскому мистицизму. Он замечал. Ясно давал понять, что замечает. Но никак не комментировал, во всяком случае — до сих пор.
Кроме того, с Ларри во время путешествия происходили собственные превращения. Он купил лиловый шелковый шарф. Курение, которое Митчелл считал временным пристрастием, вошло у него в привычку. Поначалу Ларри покупал сигареты поштучно, что, видимо, было возможно, но скоро перешел на целые пачки синих «Галуаз». У него начали стрелять сигареты незнакомцы, тощие, похожие на цыган типы, которые обнимали Ларри за плечи, по-европейски. Ожидая, пока закончатся эти дружеские беседы, Митчелл ощущал себя дуэньей, сопровождающей Ларри.
Вдобавок ко всему, Ларри не проявлял достаточных признаков разбитого сердца. Был один момент, во время переправы на пароме, когда он вышел на палубу выкурить сигарету, будучи в расстройстве. Насколько было понятно, думал он о Клер. Но потом он швырнул сигарету за борт, дым унесло ветром, на том все и кончилось.
Из Ирландии они вернулись в Париж, где сели на ночной поезд до Барселоны. Погода стояла почти летняя. Вдоль улицы Рамблас была выставлена на продажу живность из джунглей: мудрые на вид макаки, попугаи всех цветов радуги. Отправившись дальше на юг, они провели по одной ночи в Хересе и Ронде, а потом поехали на три дня в Севилью. Тут, сообразив, как близко отсюда до Северной Африки, они решили двигаться дальше на юг, в Альхесирас, и переправиться на пароме через Гибралтарский пролив в Танжер. Первые дни в Марокко они провели в безуспешных попытках купить гашиш. В их путеводителе было указано местоположение одного бара в Тетуане, где можно было легко раздобыть гашиш, однако в конце той же страницы имелось предупреждение: марокканские тюрьмы сравнивались там с турецкой тюрьмой из «Полночного экспресса». В конце концов, оказавшись в горах, в маленьком городке Шауэн, они пришли в гостиницу и обнаружили там двух датчан, те сидели в холле, на столе перед ними лежал кусок гашиша размером с мяч для игры в софтбол. Следующие несколько дней Митчелл с Ларри ходили на славу обдолбанные. Они слонялись по узким суматошным улочкам, слушая эмоциональные крики муэдзинов, пили зеленый мятный чай из стаканов на городской площади. Шауэн был выкрашен в голубой цвет и оттого смешивался с небесами. Даже мухи не могли его найти.
В Марокко они поняли, что брать с собой рюкзаки было ошибкой. Самые клевые ребята, которых они встречали, не были участниками экспедиции с походным снаряжением. Самые клевые ребята были путешественниками, только что вернувшимися из Ладаха с одной лишь сумкой. С рюкзаком было тяжело управляться. С рюкзаком в тебе сразу узнавали туриста. Даже не будучи ожиревшим, переваливающимся с боку на бок американцем, надев рюкзак, ты им становился. Митчелл застревал при входе в купе поездов и вынужден был махать руками, как сумасшедший, и дергаться, чтобы высвободиться. Но избавиться от рюкзаков было невозможно — когда они вернулись в Европу в октябре, погода уже начинала портиться. Покинув теплый юг Франции, они направились в осеннюю Лозанну, в ветреный Люцерн. Они вытащили из рюкзаков свитера.
В Швейцарии Митчеллу взбрело в голову накупить на свою кредитку всяких вещей, которые должны были вызвать у родителей тревогу, когда те увидят счета. За три недели он заплатил: 65 швейцарских франков ($29.57) за тирольскую трубку и табак из магазина «Totentanz: Zigarren und Pfeifen»;[25]72 швейцарских франка ($32.75) за ужин в цюрихском ресторане под названием «Das Bordell»;[26]234 австрийских шиллинга ($13) за английское издание мемуаров Чарлза Колсона «Рожденный заново» и 62 500 лир ($43.54) за подписку на коммунистический журнал, издававшийся в Болонье, который раз в месяц должен был приходить по домашнему адресу Грамматикусов в Детройте.
Октябрьским днем, когда послеполуденное небо было укутано облаками, они добрались до Венеции. На то, чтобы нанять гондолу, у них не было денег, поэтому первые часы в городе они перемещались по мостикам и лестницам, которые все, казалось, вели, словно на рисунке Эшера, обратно на ту же площадь, с тем же булькающим фонтаном и парой стариков. Найдя дешевый пансион, они отправились к Сан-Марко. В тускло освещенном музее Дворца дожей Митчелл, оказавшись перед загадочным предметом в витрине, уставился на него. Сделанный из проржавевших металлических звеньев, этот предмет представлял собой круговой пояс, с которого свисал еще один пояс. На табличке значилось: «cintura di castita».
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128
